мыслящей субстанции, основанное на единстве апперцепции, все же оно неизбежно
вызывает следующие сомнения, так как абсолютная простота не есть понятие, которое
может быть непосредственно отнесено к восприятию, а должна быть выведена как идея, то
нельзя понять, каким образом чистое сознание, которое содержится или по крайней мере
может содержаться во всяком мышлении, хотя оно в этом смысле есть простое
представление, должно привести меня к сознанию и знанию вещи, в которой единственно
и может содержаться мышление. Действительно, если я представляю себе силу какого-то
тела в движении, то оно в этом отношении есть для меня абсолютное единство, и мое
представление о нем оказывается простым; поэтому я могу выразить это представление
также через движение точки, потому что объем тела здесь ни при чем и мыслим без
убавления силы уменьшенным как угодно, следовательно, также и находящимся в одной
точке. Однако отсюда я не стану заключать, что если мне дана только движущая сила тела, то тело должно мыслиться как простая субстанция, так как представление о нем отвлечено
от всякой величины объема и, следовательно, есть простое представление. Тем самым я
обнаруживаю паралогизм, так как простое в абстракции совершенно отлично от простого в
объекте, и Я, которое в первом значении не содержит в себе никакого многообразия, во
втором значении, когда оно означает самое душу, может быть очень сложным понятием, а
именно может содержать под собой и обозначать очень многое. Однако, чтобы заранее
догадываться об этом паралогизме (ведь без такого предварительного предположения у нас
не возникло бы никакого подозрения относительно [правильности] доказательства), крайне
необходимо иметь под рукой постоянный критерий возможности таких синтетических