Это седой начкар выдворил двух, сопровождающих его вооружённых караульных. Ушёл и дежурный капитан. Всё стихло. Вскоре пришла смена караула. Начкар, мичман Шевелёв уже ждал нас, «штабную» троицу: «Ну, соколики, повеселите старого мичмана! Уже и по-ихнему бормотать наловкались? А кто научил «батыра» швабру в дверь воткнуть?! Еле отбрехался. Да и вы помалкивайте. Хрен с ним, с этим капитаном! Батька у него больно высоко сидит. Вас-то послезавтра ту-ту на теплоходе «Союз». Уже приказ есть: старшины-срочники за вас стоять будут… Так-то! Ну, чисто «абреки»! Отдохнём хоть от ваших фокусов.
А по прошедствии суток мы стояли на плацу школы с вещмешкаи за спиной и слушали приказ. Сопровождающим до Камчатки назначили нашего преподавателя по дозиметрии старшего лейтенанта Хрипунова. Это был на редкость лояльный к курсантам офицер. Мы ему отвечали взаимностью. И, вопреки сложившейся традиции, мы не выпивали все трое суток пути. Вне каюты, конечно, потому как охота и деньги были.
Постоянно до одури хотелось спать. Дневальный из молодых едва мог добудиться, чтобы построить заступающих в караул. В отместку его тумбочку водрузили на вершину горы из коек. Этот «Эверест» он брал бессчётно, бегая в промежутках с докладом к входным дверям.
Прибывали молодые матросы из полуэкипажа сразу человек по сто. И, чего сроду не бывало, стали набирать парней из азиатских республик. И это на такие корабли, как наши! Случались и среди них кто пошустрее, но по-русски-то они практически все бельмим никак, то есть не понимали. И нам вменили учить их самым необходимым словам. Негласно, конечно.
Вот мы и учили. Посчитали, что самыми главными совами следует считать: камбуз, гальюн, старшина, дневальный, есть-так точно и, конечно же, — «виноват». Педагоги, прямо скажем, были из нас аховые. И мы больше ржали над ними, нежели учили азам. Нас это безмерно веселило, смеялись, глядя на нас и «учащиеся». Уж они-то относили смех к безусловным своим успехам в познании «великого и могучего». Но им было смешно до коликов, когда мы повторяли ихние слова.
Некоторые сложности упускали напрочь. Такие положения как: «жи-ши пиши через «и», суффиксы очек-и ечек-. Не стали открывать тайну в различии глагола и существительного. Отказались вдалбливать прелесть троекратных повторов, гиперболы и вводных предложений. Так что о деепричастиях и наречиях и заикаться не стоило: коли офицерам надо-пусть попробуют сами. С трудом разъяснили разницу между «был», «была» и «были». Но они нашли для всех трёх случаев универсальное слово «биль». Как могли, пояснили, что «билль»-это американское слово, а им нужны русские. А уж коли брать русское «бил», то это прошедшее время от глагола «бить». И их бить нельзя ни в каком времени. Сошлись на «биль» во всех родах. К примеру: «старшина биль». Ну, «биль», так «биль», и она с оно — тоже «биль». Курсы-то ускоренные!
В итоге мы научились кое каким словам из ихнего языка. Причём ученики чуть ли не захлёбывались от смеха над нашим произношением. Продвигались в педагогике и мы. Так что вскоре появилось немалое количество модификаций таких слов, как дневальный: девальни, дывална, днемаля и т. п. От смеха мышцы на наших животах укреплялись лучше всякого занятия штангой. Дальше-больше. Перешагивали словесный барьер уже математическим методом аппроксимации (приближения с максимальной возможностью).
Большинство из нас были призваны из технических ВУЗов. Вполне резонно, что «приёмами» педагогическими мы обходились минимальными. В результате родился незатейливый русско-узбекско-казахский разговорник с азербайджано-киргизским уклоном в условиях Предгорий Памира. Так что новенькие обогатили наш лексикон словами: «мая»-мой, моё, наше; «галын»-гальюн, «кабыз, кубыз, камуз» — камбуз и тому подобное в достаточном ассортименте.
Но, если по правде, то наши выученики научились понимать нас куда лучше, нежели мы их. Кое что помнится доселе: бельмес, бельмим — не знаю; бутенляй тиле-придурок, совсем дурак, сам дурак; нича кыч красын — кричит, как баба; сонын — потом; онламым — не в курсе, не моё. Для нас тяжелее всего давались их замысловатые фамилии. Судите сами:
Курбангулыбердылихамедоглы. Были и попроще, отчаянно доказывали своё родство чуть ли не с самим Пророком Мухамметом.
В принципе мы могли с таким же успехом утверждать Адама с Евой нашими прародителями (кстати, негры-тоже). В стихийной языковой лаборатории был хороший элемент внедренческого характера-дневальный. На этот пост подбирали наиболее податливых к изучению языка варягов. Офицеры обходили наш «гадюшник», предоставляя надзор старшинам учебного отряда и старшине роты.
В казарму заходит главстаршина Овчинников. У входа матрос-мусульманин, относительно сносно отдав честь, орёт: «Рёта, атас-с! (наша школа) Стащина-бабай, мая дывальна».
Валерий Граждан
Трусы для Геши
— Миш, спроси у Овчинникова, может сводит нас в культпоход на пляж по робе. Хотя бы на Патрокл! — спросил изнемогающий от Владивостокской июльской жары курсант Сазонов.
— Спохватилась Меланья, когда ночь прошла! В увольнении наш товарищ главстаршина. По парадной с утра приоделся. А его роба во-она, на вешалках сохнет. К ночи, поди, причапает, вот и искупнёшься…Под душем у забора. А может в самоход? — тут Мишка посмотрел в мою сторону. С ним я не единожды хаживал за забор к местным девчатам. Но это было поблизости и после отбоя в выходной: минимум начальственных глаз. А тут…
— В принципе, мысль неплохая. А наглость-второе счастье! Значит, идём на Патрокл! Кто ещё изнемогает и до смерти хочет воткнуться в волны Амурского залива? Замечательно, значит весь взвод. А кто обожает гауптвахту? Странно: ведь вполне реально при нашей затее именно туда и попасть. А вы нос воротите! Хотя, если будете слушать меня как и Овчинникова, то риска почти никакого. Сазончик, тащи сюда робу главного!
Суть авантюры была проста: строимся, берём лопаты, мётлы и идём «убирать территорию» за забором учебки. Это был наш объект и номер должен пройти как по мастерству, так и художественно-артистически.
— Значит так: шаг делаем предельно строевым, а петь как на праздничном смотре. И не дрейфить ни в коем случае! Даже если встретим патруля от авиаторов. Ведь мы, как есть подводники!
Уже через пять минут вся наша «джаз-банда» была готова в «культпоход» с мётлами и лопатами в положении «на пле-чо!». Я напялил робу Овчинникова с погончиками главного старшины.