– Я смотрю в будущее. Серая же пыль сегодняшней Терры – это прошлое.
То был единственный ответ его спутникам, вопрошающим, почему он закрыл глаза.
Товарищи улыбнулись его словам. Хорус умел общаться с людьми, говоря глубокомысленно, но с юмором, не преуменьшая значимость своих слов, но преумножая ее. Когда Луперкаль шутил, он высмеивал себя, когда же он дразнил своих друзей, то делал это гораздо мягче, нежели, когда он смеялся над собой. Хорус не подавлял своим авторитетом – находиться в его компании означало чувствовать себя товарищем Луперкаля вне зависимости от того, кем ты являлся.
– Нужды Терры важнее, чем я, – тихо произнес примарх, когда посадочный корабль начал трястись и стонать при входе в атмосферу. Он сидел в ограничителях, прижав свою крупную голову к переборке. – Я хочу видеть, что будет, а не то, что было. Терра стара и выжата досуха, но она вновь станет великой. Дворец Императора – это центр ее изменений. Идущая от него власть распространится, объединив человечество как единый вид впервые за тысячи лет. Зачем мне смотреть на то, что Терра являет собою сейчас, если однажды этот мир вновь оживет, и трепет новой жизни вернется на планету благодаря усилиям высшей силы? Когда работа моего отца будет закончена, а вся слава Старой Земли восстановлена – тогда я взгляну на нее целиком.
– Пока все сводится лишь к хорошей схватке, – прорычал первый из его спутников, самый большой и самый сильный.
Остальные трое выразили согласие его словам. Они расслабились и тоже закрыли глаза. Люди всегда подражали Хорусу – и в своем уважении, и в любви.
Они падали с неба в тишине, раскачиваясь от воздушных ям, пока двигатели малой тяги не заработали на полную мощность, и вся компания не почувствовала на себе увеличившуюся силу притяжения. Посадочные когти раскинулись по земле с громким звоном, и гудящие корабельные двигатели отключились. На смену им пришел еще больший шум…
– Милорд, они кричат ваше имя! – воскликнул четвертый из его спутников: его голос был чистым, словно звон серебряных колоколов.
– Ведите меня к ним, – ответил Хорус. Его глаза оставались прикрытыми.
Ограничительная рама с шумом разомкнулась и с шипением поднялась. Спутники Хоруса взялись за его огромные руки и торопливо подвели к трапу. Волны восторженных криков ворвались внутрь, когда створки открылись, а рампа опустилась: этот звук был песнью для ушей Хоруса, и его воины были вынуждены кричать, чтобы быть услышанными.
– Они любят вас, милорд! Они любят вас! – с воодушевлением прокричал второй спутник.
– Но они не знают меня, – возразил Хорус.
– Они все равно вас любят!
Второй его спутник был мудр: его речи были вдумчивыми, но в его голосе проскальзывали нотки настороженности, что перекликались с самыми потаенными страхами Хоруса, и улыбка на лице примарха дрогнула.
– Идемте, милорд! Идемте! Там все наполнено жизнью! Видеть это – настоящее наслаждение! – воскликнул третий товарищ Луперкаля. – Как много людей! И они зовут вас!
Остальные прониклись его восторгом – даже угрюмый и ворчливый первый – и вывели Хоруса с трапа. Шум стал многократно громче, когда примарх появился из тени корабля, и люди узрели его.
– Откройте глаза, – сладко прошептал четвертый.
Хорус сделал это, чтобы приветствовать миллион человек.
Император, его отец, много рассказывал Хорусу о Дворце, но то, что Луперкаль воспринимал как хвастовство, теперь ему казалось скромностью. Описание Императором планов строения никоим образом не отражало то, с чем столкнулся примарх. Императорский Дворец, лишь наполовину законченный, превзошел все, что Луперкаль видел прежде. Ничто на Хтонии не могло с этим сравниться, и даже гигантские звездолеты, что пришли за Хорусом и унесли его из дома, не могли соперничать с Дворцом ни по масштабу, ни по величию или амбициям.
Второй раз в жизни Хорус почувствовал трепет, и не сдерживаясь воскликнул: