Обжигающий воздух сбил Кацухиро с ног, заставив проскользить по снегу несколько метров. Осколки дождем падали вокруг, привнося еще больше криков и стонов в ночи, когда попадали в мужчин и женщин.
Ловя воздух, выбитый из легких, Кацухиро упал на колени и замер в этой позе – снова грязный, продуваемый до костей ветром со спины и опаляемый огнем башни спереди. Через фосфорно–яркие пост-образы, выжженные на сетчатке, он увидел, что башня исчезла – ее удалили под корень, словно вырвали зуб. Одиночный снаряд, объятый пламенем, ввинчивался по спиральной траектории, принеся последний взрыв. Воздух загудел. Оболочка боеприпаса треснула, и пустотные щиты выгнулись над руинами, мерцая, словно ячейки в пчелином улье, а затем исчезли. Несколько попаданий растеклись всплесками по поверхности «Эгиды». Бомбардировка переместилась, чтобы испытать следующий могучий бастион в десяти километрах.
Доромек снова нашел его.
– Первое орудие пало, теперь все кончено, – сообщил товарищ. – Они концентрируют огонь таким образом, чтобы уничтожить самые большие противокорабельные пушки, которые у нас есть. Понемногу они будут отгрызать кусочки от нашей обороны, пока не останется ничего, что могло бы угрожать их зонам высадки.
– Зоны высадки… – в отупении повторил Кацухиро.
– Нам повезло, – сардонически усмехнулся Доромек. – Я бы сказал, что они расчищают эту самую зону здесь и собирается напасть прямо на нас.
ШЕСТЬ
Слезы Ангела
Работа Императора
Генерал-Фабрикатор
Воздушное пространство Императорского Дворца, 24-ое число, месяц Секундус
Сангвиний летел в недосягаемости для огня орудий. Сильные крылья легко несли его бронированное тело над Дворцом отца, раскинувшегося под взором примарха. Уже не первый раз Ангел удивлялся мастерству, с которым были созданы его крылья: у большинства существ, наподобие земных позвоночных, обладающих крыльями, присутствовали килевые кости, на которые крепились мышцы, необходимые, чтобы взмывать в воздух. Некоторые из них умели планировать, но полетом как таковым это назвать нельзя было.
Как-то раз Сангвиний решил подсчитать, каков был бы его скелет, соответствуй он по структуре земным птицам, и каких размеров должна была быть его грудная клетка, чтобы он смог летать. По представлениям Ангела, она должна была составлять два с половиной метра – и все же примарх имел человеческий облик, не испорченный нелепыми уродствами.
Сангвиния считали красивым.
Узнать, как он мог летать, было невозможно, не препарировав себя самого. Отец же никогда не говорил с ним о его крыльях. Сангвиний часто задавался вопросом, были ли они частью замысла Императора, или же являлись следствием порчи Хаоса, поселившейся в его душе, на что ему постоянно намекали слуги Темных Богов…
– Они лгут, – сказал Сангвиний, стиснув зубы. Слова сорвались с губ и остались далеко позади, пока он парил по измученному небу Терры.
Сангвиний предположил, что когда Император создавал его крылья, то он спроектировал невероятную по структуре мускулатуру. Крылья были широкими, сильными и великолепными, они легко поднимали его тело, облаченное в полный доспех. Ангел мог управлять ими также легко, как управлял пальцами, наклоняя их по отдельности то в одну, то в другую сторону, чтобы ловить потоки воздуха. Когда Сангвиний подставлял под них крылья, то потоки ветра протекали сквозь его перья, словно вода сквозь пальцы, и ощущения от прикосновения воздуха доставляли примарху огромное удовольствие.
Сангвиний спокойно уходил от разрывающихся в небе снарядов, выпущенных с вражеских кораблей. Его дар предвидения становился все сильнее по мере того, как Ангел приближался к своей увиденной ранее кончине. Уверенность в неминуемой смерти каким-то образом усиливала его способности: ныне он отчетливо видел каждый отведенный ему час и минуту жизни. Примарх знал, где именно смертельные лучи рассекут небо еще до того, как их изрыгали орудия, и в соответствии с видениями корректировал свой полет.
Это был жест его неповиновения, и Ангел грустил – полет всегда был всего лишь воплощением непокорности, а не чем-то истинно вдохновляющим. Так было еще до того, как его нашли на ненавидящем мутантов Ваале, и так было на Макрейдже, куда он прилетел вопреки воле Жиллимана, а теперь и на Терре, где Дорн твердил ему тоже самое, что и все остальные – словом, братья всегда стремились приковать его к земле. Но Сангвиний всегда стремился лишь в небо. Как они могли понять Ангела, если никто из братьев не мог летать?..
Сангвиний надеялся, что Хорус заметит его за шквалом разрывающихся снарядов и поймет, что ему не удастся таким примитивным образом сразить его.