− Продашь, и немедля, хоть бы и Карманову. Паруса ставить время. Ну, трогай, на пристань пора. Да груни потише. И вот что, поезжай через Рождественку, кобылу отогнать надо, шут бы ее взял, наблажную.
− Знамо дело, вашескородие. Не извольте головушку маять, причалим. Делов-то…
Старик ругнулся сквозь зубы на ерепенившегося гнедка и пристягнул вожжами. Телега вздрогнула и, петляя меж брюхатыми скарбом подводами погорельцев, загремела колесами.
Капитан посмотрел на широкую, с сутулиной спину Палыча и устало прикрыл веки. Недосказанное мямленье слуги было честным, однако уж слишком горьким. Преображенский пуще сомкнул глаза, чтоб не выдать слез.
Но сквозь соль их он скорее увидел, чем почувствовал, как затянулось грядущее необъятной тенью. И не знал Андрей, был ли то сумрак неведомых гор, щербатые гребни которых терялись в туманной выси, или стеной всклубились тучи, и за ними шествовал гибельный мрак… Да только мрак этот чернее черного ширился на глазах, медленно, но неизбежно пожирая светлые дали. И сколько ни пытал свой взор капитан, силясь проглядеть сию толщу, − напрасно; лишь гулко свистел ветер в ушах и стонал на все голоса. И вдруг небеса взорвались алым сиянием из-за далеких кряжей, и сердце Преображенского сжалось: он увидел, как птица без глаз тяжело вылетела из багряной тьмы.
Андрей перестал дышать, а она прошла безгласым горевестником над его головой, взявшаяся ниоткуда, ушедшая в никуда.
Глава 14
Охотск с кафедрального собора был зрим отчетливо, как на ладони: ряды плотно жмущихся друг к дружке домов, купола церквей и дороги, влекущие в даль.
Но не это занимало Гелля Коллинза, стоящего на верхнем ярусе колокольни. Он зорко следил за объятым пламенем домом капитана Преображенского, будто не горящая улица была перед ним, а карточный стол, за которым разыгрывалась сложная партия в покер. И смертный приговор, вынесенный им Купеческой, не сбил ни одной карты в этой игре. Корчившаяся в огне улица была лишь очередным ходом, правившим его прежнюю ошибку.
В треуголке, одетый в индиговый камзол, капитан «Горгоны» наблюдал в подзорную трубу и улыбался усталой, а вернее, горделивой улыбкой сорвавшего банк игрока. Пальцы отстукивали по перилам пляску святого Витта.
Собрав морщины на лбу, Гелль отошел к стене и оперся о нее правой рукой. Взгляд его продолжал зачарованно низать пунцовое зарево, а с губ слетело:
− Бог всегда на стороне сильного…
Затем он откинул ниспадающий плащ, разогнал сутулость и широко, как портовые норы, открыл глаза. Было похоже, будто, сметая преграды стремительностью всепроникающего взора, старик заглянул в необозримую даль. Мгновение спустя смиренную тишину взорвал глумливый, раздирный хохот.
Вспугнутое воронье бултыхнулось с колокольни и заплескалось плотной черной рябью, треща крыльями, рассыпая карканье и тревогу. Хохот подхватило и завертело многократное эхо, дробя о стены и своды храма. Странно и жутко было смотреть на это застывшее лицо, внимать нечеловеческому смеху, казалось, уже не одной, а тысячи глоток.
Неожиданно, подобно абордажным крючьям, пальцы впились в перила. Коллинз смолк, насторожился, глаза сухо блеснули, среди рыдания затихающего эха он уловил топот гонимых ног, взбегающих по ступеням, и прерывистые всхрипы, схожие с глухим ворчанием взявшего след пса.
Мамон ядром бросился к американцу:
− Отрылась евона грамота, капитан. На пристань оне подались… Сам понимаешь, светиться − грех, усекут − вилы нам.
Рысий треух сполз впритык к зарослям бровей. Пятерня рукояток пистолетов топырилась за ременным поясом, схваченным натуго.
− Согласен, не ори. Зачем сюда притащился? − тяжелый, как надгробная плита, взгляд придавил Мамона.
− А разве по мне не видать, что я маленько поиздержался?
ebooksa