− Черт, это похоже на вымогательство, сынок. Грубой игры захотел?
− Не гомонись, капитан! Я завсегда сказываю: жируешь сам − дай подкормиться другим.
Гелль холодно улыбнулся:
− Приспусти паруса. Мы еще ни о чем не договорились.
− А мы и не договоримся, покуда я не увижу своих кровных… Ежли не подкатишь с деньжатами ко мне, придут к тебе − заколотить в гроб. Усек?
− Я никуда не денусь, − старик внимательно посмотрел на каторжника, и тот приметил совершенно безжизненные глаза. Они показались ему влажными и мертвыми, как двугривенные на лице у покойника.
− Буду неподалеку, − проскрипел наконец голос, −ты знаешь, где. А теперь слушай: за вознаграждением причалишь в полночь…
− На Змеиное
− Как договаривались, − капитан мотнул головой. −Но запомни: подгребешь один.
− А братва? − Мамон раздул волчьи ноздри.
− Не удивлюсь, если однажды тебе заткнут пасть ганшпугом, приятель.
− Добро, добро, хозяин − барин, − мрачливо откликнулся атаман. − Один навернусь. Но гляди… шутковать со мной! Самому черту соху к горлу приткну, и ау… Небось знашь, за мной не заржавет. Значит, на Змеином в полночь?
Гелль утвердительно кивнул:
− Страсти в тебе сильнее рассудка, Мамон. Смотри, не угоди в петлю.
Желваки каторжника взбугрились, сжались тяжелые челюсти, покуда не погас горящий в его зрачках злобный огонь:
− Должок платежом красен, капитан.
− Тебе отсыпят сполна, − старик ухмыльнулся.
По хребту атамана пробежали мурашки. «Упырь… Упырь и есть!» Сощурив глаза, Мамон медведем загрохотал по ступеням.
Вечерело. Уходящее солнце пряталось за багровыми тучами, и какой-то невнятный болезненно-серый свет начинал заливать город. Тени разрастались и плотно ложились на дороги. Шум на Купеческой почти стих, лишь воронье в гранатовых отблесках догорающего пожарища плотной стаей продолжало ходить кругами, предвкушая обильную тризну.
Глава 15