Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

22
18
20
22
24
26
28
30

Отмечая эти интерполяции, прот. К. С. Кекелидзе признает, в принципе, [2412] и все ошибочные известия в житии тоже интерполированными, и притом до перевода св. Евфимия в греческом тексте. К интерполяциям греческого происхождения он относит противоиконоборческую часть Символа (Михаила Синкелла) и «известия о последних днях жизни преп. Максима и его учеников», [2413] т. е. все то, что лишнего по сравнению с Βίος’οм (кроме замечания об авторстве Феодосия), и отмечает <их> курсивом. Эти утверждения ученого автора, нам кажется, нуждаются в некоторых исправлениях и дополнениях. Интерполяцией нужно считать не только часть Символа, а весь Символ Михаила Синкелла, и не только Символ, но и примыкающую к нему беседу патриарха с преп. Максимом, представляющую копию с диспута Пирра и преп. отца [2414] и переносящую в 662 г. в Константинополь то, что было в 645 г. в Африке. Будучи последовательным, нужно считать интерполированными все отмеченные выше места, препятствующие признанию жития за труд Феодосия. Но если признать это, то в таком случае, собственно, речь придется вести не столько об интерполяции, сколько об обработке текста жития: столь незначительны по размерам эти вставки и столь тесно переплетаются они с текстом жития.

Как бы то ни было, впрочем, чтобы говорить вообще об интерполяциях в тексте, и притом греческого происхождения, нужно указать, по крайней мере, греческий оригинал интерполированного и подлинного текста, если даже оставить в стороне вопрос о документах, на основании которых сделаны те или другие вставки. Но подобного греческого интерполированного оригинала указать нельзя. Да его и никогда не было. Предполагать его существование нет никакой надобности. «Интерполяция», вернее — обработка жития, могла быть произведена и не греком, а самим «переводчиком» его на основании разных доступных ему греческих сочинений. А «переводчиком» было такое лицо, которое считать склонным к редактированию и обработке документов мы имеем все основания. И помимо общих соображений, следы редакционной руки переводчика нетрудно найти в самом житии. Таковы вставные замечания о диспуте преп. Максима с Пирром, который св. Евфимий обещает перевести в полном виде [2415] впоследствии, об установлении памяти преп. Максима на <Шестом> Вселенском соборе, [2416] что согласно со следующим (интерполированным) рассказом св. Евфимия об этом Вселенском соборе [2417] и, без сомнения, принадлежит ему же. Словом, если и есть в грузинском житии интерполяции, то все они принадлежат переводчику, и все грузинского происхождения.

А что в грузинском житии действительно имеется много «интерполяций», это видно из сличения его с оригиналом, каковым для него по преимуществу послужил Βίος.

Βίος, несомненно, лежит в основе этого жития. Лишь в начале и в конце оно дополнено на основании Vita I–II, IV–VI, XVI и синаксаря, во всем же остальном своем содержании, за исключением отмеченных [2418] и некоторых других интерполяций, всецело совпадает с Βίος’οм. В нем приводятся те же документы, что и в Βίος’е, и в том же порядке, и с теми же пропусками и вариантами, что и в нем. Никаких других источников, — кроме тех, которые известны из Βίος’а, оно не знает. Не знает оно их даже в их подлинном виде, а лишь в редакции Βίος’a, с разными сокращениями, с пропусками (особенно в точных датах) и т. п. Этим и объясняются допущенные в нем хронологические промахи (4 месяца жизни преп. Максима в Лазике): пустыми догадками заполнены различные пропуски>. Такие ошибки только и возможны у того, кто не имел под руками подлинных документов. Наконец, можно указать в житии такую ошибку, которая только и могла возникнуть при неудачном пользовании текстом Βίος’a. По грузинскому житию, беседа преп. Максима с епископом Феодосием имела место «спустя три года» по его ссылке в Визию. [2419] В Βίος’ε этой дате соответствуют слова: Μετὰ δέ τινας χρόνους. [2420] Очевидно, св. Евфимий прочел: Μετὰ δέ τρεῖς χρόνους. Больше он ни откуда не мог взять этой явно неверной даты. [2421]

Если сравнить грузинское житие с его оригиналом, то тогда и откроется все обилие интерполяций, внесенных св. Евфимием в текст жития, в том числе и замечание о том, что автором жития является Феодосий Гангрский. И окажется, что вина за это неверное замечание, как и за прочие исторические погрешности, действительно, на стороне этих интерполяций, вернее же — обработки текста Βίος’а, сделанной «переводчиком». Много ошибок произошло, очевидно, от поспешности работы, и объясняется <тем, что> построениям своим <св. Евфимий> смело придавал большее значение, чем прямым показаниям источников. Например, сюда можно отнести признание Анастасия, пресвитера и апокрисиария, за диакона, а Анастасия Монаха — за пресвитера. Повод к ошибке тоже отчасти подал текст Βίος’а. Письмо Анастасия Апокрисиария, сообщающее о последней участи преп. Максима и его учеников, передается в Βίος’е в косвенной речи, причем указания Анастасия Апокрисиария на себя в первом лице (т. е. ἐμέ,) заменяется оборотом τοῦτον τὸν ταῦτα γράφοντα. [2422] При недостаточно вдумчивом отношении к делу легко было перепутать двух Анастасиев, тем более что из синаксаря [2423] св. Евфимий знал, что один из учеников (νεώτερος, не пресвитер!) кончил жизнь во Фракии (отсюда он заключил, что этот ученик «вернулся в Грецию»). [2424]

Вполне возможно, что то обстоятельство, что письмо Анастасия Апокрисиария было адресовано к Феодосию, было понято в том смысле, что этот последний является и автором всего жития, в которое вставлено полученное им письмо Анастасия Апокрисиария, τοῦτον τὸν ταὺτα γράφοντα. Во всяком случае, и замечание «переводчика» об авторстве Феодосия является тоже интерполяцией, и <тоже> грузинского происхождения.

Отсюда ясно, что мнение о принадлежности жития Феодосию Гангрскому не имеет никакой прочной опоры, а, напротив, опровергается той же редакцией жития, где только и высказывается. Даже если бы мы устранили из грузинского жития все, что туда помимо Βίος’a привнесено «переводчиком», <т. е.> если бы иметь в виду чистый Βίος, то и в таком случае его нельзя было бы приписывать Феодосию. Помимо ошибок, встречающихся здесь, [2425] из коих некоторые совершенно недопустимы у современника и очевидца событий, и противоречат его <собственным> показаниям, против принадлежности Βίος’a Феодосию говорит стиль этого жития, стиль сравнительно гладкий и даже по сравнению с Hypomnesticum’oм Феодосия Гангрского литературный. Беспримерная неуклюжесть речи Феодосия, заметная даже в русском переводе, его бесконечные и уродливые периоды так характерно отличают его стиль и столь резко отграничивают его Hypomnesticum от других житийных произведений данного периода, что об авторстве Феодосия по отношению к Βίος’y не может быть и речи.

Более решительное значение для определения времени написания Βίος’а может иметь установление отношения его к Феофану. Как мы видели, между Феофаном и Βίος’οм существует самое тесное соотношение: оба документа во многих местах совпадают дословно. Генетическая связь между ними несомненна. Собственно говоря, обращая внимание на то, как в Βίος’е Феофан комбинируется с другими источниками, можно бы приоритет Феофана считать бесспорным. В нашей, однако, литературе защитником совершенно иного взгляда является проф. М. Д. Муретов. В своих примечаниях к тексту изданного им Βίος’а он указывает у Феофана различные признаки более поздней редакции по сравнению с житием и рассматривает Βίος как источник для Феофана. К этому выводу приводят проф. М. Д. Муретова его наблюдения как общего соотношения повествований у Феофана и в Βίος’е, так и мелкие вариации между ними по тексту. По-видимому, в основе всей его теории лежит то основное предположение, что для Феофана не может быть другого источника, кроме Βίος’a. Ученым исследователем руководили также общие соображения о апостериорности Феофана, из которых с необходимостью следует требование для него определенного источника, причем, по мнению профессора, таковым и может быть только Βίος. Мы позволим себе не согласиться с этим мнением авторитетного ученого. Но этим самым мы обязываемся войти в разбор его аргументации, чтобы вместе с тем доказать, что не Феофан <зависит от Βίος’a>, а Βίος зависит от Феофана.

То несомненно, что Феофан, как сравнительно поздний летописец, должен был зависеть от какого-либо определенного источника. Характерно при этом то обстоятельство, что вся история монофелитства помещена у Феофана под одним годом (6120). Это показывает, что она изложена по одному источнику. Отсюда только шаг до соблазнительного предположения, что таковым источником является Βίος с его изложением истории монофелитства. Однако такое предположение не единственное. Возможно и другое, и, как увидим, единственно допустимое. Есть документ, несомненно, более древний, чем Феофан, и по предельным вехам повествования подходящий к нему ближе Βίος’а. Это — изданное Бандини в 1764 г. «Слово третье» Анастасия Синаита († после 700 г.) Περὶ τοῦ κατ’ εἰκονα καὶ κατ’ ὁμοίωσιν, [2426] написанное приблизительно лет 20 спустя после Шестого Вселенского собора. [2427] Оно также во многом дословно совпадает с Феофаном, [2428] а главное, излагает историю монофелитства в тех же границах, как и Феофан, — под 6120 г., и заканчивает его указанием на нашествие арабов (Амалика) как наказание Божие за ереси, [2429] какого заключения не имеется в Βίος’е. Ввиду этого не может быть сомнения в том, что это Слово является источником для Феофана. [2430] Но источник этот у Феофана обработан, именно, дополнен и несколько исправлен. Дополнения касаются главным образом истории соборов, и заимствованы из Libellus synodicus (гл. 121, 124–133), [2431] каковой источник послужил также для исправления ошибок Анастасия. Связь Феофана с этим документом несомненна и подтверждается многочисленными буквальными совпадениями. Что Феофан не мог быть источником для Libellus synodicus, это видно из того, что у него нет таких хронологических нелепостей, как в этом последнем документе: преемником Пирра у него считается Павел, [2432] а не Петр; [2433] Шестой Вселенский собор относится к царствованию Константина, [2434] а не Льва, «сына Константина Погоната и отца Юстиниана Ринотмета». [2435] Подобное извращение Феофана в Libellus synodicus было бы совершенно непонятно. Напротив, вполне возможно, что Феофан при помощи списков византийских императоров, [2436] Константинопольских патриархов [2437] и, наконец, местных городских хроник с их точными датами по индиктам [2438] и годам императоров, [2439] исправил неверные показания Libellus synodicus. Все указанные источники, во всяком случае, были в его распоряжении. Потому-то в одном месте (под 6177 г.), как бы намеренно поправляя неточности Libellus synodicus, Феофан в особой схолии трактует о порядке преемства императоров. [2440] Кроме указанных списков и городских хроник, Феофан, несомненно, пользовался и летописями, происходящими из сирийских источников, на что указывают совпадения между ним и сирийскими хрониками, и притом такого характера, когда в сирийском источнике дается более <информации>, чем у Феофана. [2441]

При наличности этих побочных источников Феофан и обработал свой рассказ о монофелитских спорах, всецело покоящийся на Анастасии Синаите и Libellus synodicus. При этом Феофан, по-видимому, ясно сознавал недостаточность своих главных источников, а потому и смело исправлял их, по своему усмотрению комбинируя отдельные исторические известия. Начало рассказа берется у Анастасия Синаита: встречу Ираклия с Афанасием Антиохийским Феофан описывает словами Синаита, [2442] и лишь точнее отмечает место встречи: вместо κατὰ τὴν Ἀντιοχέων πόλιν (Анастасий Синаит) — ἐν Ἱεραπόλει (Феофан), очевидно, следуя какому-либо сирийскому источнику, [2443] а главным образом на основании предшествующего своего рассказа, 6120 г. Описывая отношение императора к поставленному Афанасием догматическому вопросу, Феофан [2444] тоже следует Синаиту, но пока слова его о том, что император писал к папе Мартину, [2445] оставляет и говорит только о письме к Сергию Константинопольскому, но зато сюда некстати вставляет слова Libellus synodicus (гл. 121) [2446] о беседе императора с Киром (по конструкции речи здесь явно вставка; да и по ходу речи: Кир согласен с Сергием раньше его ответа), будто бы призванным для того в Иераполь, хотя данный рассказ Libellus synodicus относится к событию более раннему и относящемуся к другому месту (Кавказ). Отметив согласие Сергия и Кира на монофелитскую догму и принятие ее Афанасием, Феофан, наконец, говорит о письме императора к папе Римскому, но не Мартину (как у Анастасия Синаита), который вступил на кафедру не раньше 648 г., а Иоанну, [2447] выбирая имя этого папы, а не Гонория, применительно к показанию Анастасия Синаита [2448] о том, что папа (Мартин) отверг монофелитское учение, и корректируя имя Мартина согласно с Libellus synodicus (гл. 130), который считает папу Иоанна первым православным папой после монофелита Гонория. [2449] Исправление это неудачно, ибо переписка, по Феофану, имела место во время заключения унии 632 г., когда папой был Гонорий. Рассказ об унии, заключенной Киром, Феофан передает согласно Анастасию Синаиту, [2450] добавляя, — очевидно, на основании списков патриархов, — что Кир был послан в Александрию по смерти Георгия Александрийского [2451] — смерти, во всяком случае, мнимой, ибо, по свидетельству Иоанна Никиусского, [2452] Георгий был жив и в конце правления Кира. Этот рассказ об унии соответствует гл. 123 Libellus synodicus, которая короче Синаита, и потому не отражается на тексте Феофана. Но следующей (124-й) главы Libellus synodicus, трактующей о св. Софронии Иерусалимском и его синодике к Гонорию и Сергию, [2453] нет у Анастасия Синаита, и Феофан целиком теперь вводит ее в свое изложение, [2454] с той лишь разницей, что имя Гонория, соответственно с предшествующим своим изложением, ошибочно заменяет именем Иоанна. После этого Феофан опять по Синаиту сообщает, как Ираклий, «услышав об этом» (по Анастасию Синаиту: о насмешках яковитов над православными по поводу унии; по Феофану: о синодике св. Софрония), издал эдикт и тем подал новый повод к насмешкам севириан. [2455] Дальнейшее изложение истории монофелитских споров ведется по Libellus synodicus. Отсюда берется замечание о монофелитском соборе при Пирре (гл. 125), [2456] дополняемое на основании константинопольских хроник сообщениями о сменах на троне и результате их — изгнании Пирра (ср. гл. 131 ). [2457] Из Libellus synodicus (с сокращениями) сообщает Феофан о соборе против монофелитов в Риме при папе Иоанне (гл. 130), а также в Африке (гл. 129), Визакии (гл. 126), Нумидии (гл. 127) и Мавритании (гл. 128) [2458] — они были при папе Феодоре, тут ошибка Феофана; отсюда же Феофан повествует о диспуте Пирра с преп. Максимом, его обращении и вторичном отпадении в Равенне, осуждении папой Феодором и вторичном занятии престола Константинопольского (гл. 131 ); [2459] также о Римском соборе при папе Мартине, участии на нем преп. Максима и наказании со стороны императора (гл. 132), [2460] причем зачеркивает в числе осужденных патриархов имя Петра [2461] (согласно со своей хронологией Константинопольских патриархов), заменяет на основании Ἱστορία σύντομος имя Константина Погоната именем Константа [2462] и добавляет замечание о наказании вместе с папой Мартином и других западных епископов, [2463] прибавляет на основании городских хроник дату собора (9-й год Константа, 8-го индикта) [2464] и число епископов собора (150, вариант: 110), [2465] но зато опуская упоминание о наказании преп, Максима, следуя в данном отношении Анастасию Синаиту. [2466] Из Libellus synodicus же, наконец, Феофан усвояет и повествование о соборе в Риме при папе Агафоне (гл, 133), [2467] которого вслед за своим источником ошибочно считает непосредственным преемником Мартина, очевидно, потому что не имеет под руками списка Римских пап для необходимой проверки их преемственности, и опуская несогласное со списками императоров утверждение, будто о постановлениях собора <папа> Агафон писал императору Льву. И, наконец, весь рассказ о монофелитских спорах завершает известным уже заключением (о нашествии арабов), заимствованным у Анастасия Синаита.

Из Анастасия же Синаита [2468] заимствовано у Феофана (уже под 6160 г.) известие об убиении Константа в Сицилии, но оно только дополнено на основании летописных данных, бывших в распоряжении Феофана, подробности коих (имена Андрея-кубикулария и Феодора Колонского) обличают их константинопольское происхождение. Возможно, что этим летописным источником для Феофана пользовался и Михаил Сириец. [2469] Причиной ненависти к Константу выдвигалось в этой летописи убиение брата Феодосия; [2470] Феофан сам из других источников расширил еще список жертв тирании императора, вставил <имена пострадавших> по вопросам религиозным, именно — папы Мартина, преп. Максима и др., а также обоих Анастасиев. На наличность вставки указывает строй речи и лишние повторения: μετὰ τὴν ἀναίρεσιν Θεοδοσίου, τοῦ ἀδελφοῦ αὐτοῦ, ἐμισήθη ὑπὸ Βυζαντίων, καὶ μάλιστα ὅτι καὶ Μαρτῖνον — ἐξώρισεν — διά τοι ταῦτα ἐμισήθη σφοδρῶς παρὰ πάντων, сходство вставленных мест с сообщениями Феофана под 6149 и 6150 гг. [2471] и отсутствие их в параллельном месте у Михаила Сирийца. Как бы то ни было, у Феофана нужно предполагать особый источник, откуда он почерпнул сведения о страданиях папы Мартина и преп. Максима, и он вполне мог быть использован Феофаном и в данном месте для указанной вставки.

Наконец, и последний пункт в историческом очерке Анастасия Синаита в «Третьем слове об образе и подобии (Божьем)», — именно, указание на «объединение» сыном Константа императором Константином всех Церквей «через Вселенский собор», [2472] — также усвоено в соответствующем месте (под 6171 г.) Феофаном [2473] и лишь дополнено указанием числа отцов собора (289) [2474] и времени его заседаний (6172 г.). [2475] Два последние замечания взяты из какой-либо хроники, что видно как вообще из их летописного характера, так и из того, что аналогичные сообщения (конечно, из более древних источников) о соборе сохранились в анналах патриарха Евтихия, [2476] и, возможно, и до него, и помимо него (из Анастасия Синаита) были в обращении среди хронистов.

Из анализа всех отмеченных мест у Феофана (под 6121, 6160, 6171 гг.) легко видеть, что в основе их лежит Анастасий Синаит, имеющий с ними характерные соприкосновения в освещении событий (нашествие «Амалика»), чуждые другим памятникам. Анастасию Синаиту Феофан в повествованиях доверяет безусловно, поправляет редко и лишь в топографическом («Иераполь») и хронологическом отношениях, а потому иногда в силу излишнего доверия к нему решается поправить <его лишь> наполовину. Так, по Анастасию, Ираклий будто бы писал о новом учении папе Мартину, но тот ответил осуждением его. Феофан чувствует анахронизм: он знает (из Libellus synodicus и из самого Анастасия), что Мартин был папой при Константе, внуке Ираклия; он чувствует, что сообщение это слишком заскочило вперед, и решается понижать его <по времени>, считает адресатом Иоанна, но, не зная хронологии пап и следуя порядку Анастасия, помещает переписку все же до издания экфесиса и, следовательно, в то время, когда папой был Гонорий, который и не мог ответить императору в отрицательном смысле. Правильнее было бы поместить эту переписку после рассказа об издании экфесиса и до смерти Ираклия, [2477] но Феофан не нашел для того места в своем компилятивном очерке, ибо о папе Иоанне далее у него говорится уже в период после смерти Ираклия. Поставив же хронологически папу Иоанна раньше, чем следовало, Феофан исправляет и правильное показание Libellus synodicus (гл. 124) о том, что св. Софроний (в 634 г.) послал свою синодику Гонорию, и думает ошибочно, что адресатом ее тоже был папа Иоанн. Таким образом, и ошибки Феофана объясняются излишним доверием Анастасию Синаиту, [2478] и это лишний раз подтверждает его зависимость от него.

Для дополнения (и иногда для исправления) Синаита Феофан, как мы видели, привлекает Libellus synodicus, краткие хроники восточные (проистекающие с сирийского Востока) и константинопольские, и списки императоров и восточных патриархов. Аппарат не большой, но вполне достаточный для Феофана. К чести византийского хронографа нужно сказать, что он не списал прямо, а несколько переработал Анастасия Синаита.

Указанные разъяснения имеют своей целью установить, что Феофан объясним и без предположения зависимости его от Βίος’a. Сравнение этих документов показывает, что Феофан и не зависит от Βίος’a, несмотря на буквальное сходство между ними. Соотношение между этими документами такое.

Главная часть Βίος’a совпадает с изложением истории монофелитства, помешенной у Феофана под 6121 г. [2479] Одинаково и в Βίος’е, и у Феофана изображается встреча и Ираклия с Афанасием Антиохийским, его переписка с Сергием и папой Иоанном; [2480] и лишь в Βίος’е опускается повествование о назначении Кира в Александрию и устроении им унии — ἕνωσις ὑδροβαφής [2481] но после этого пропуска, согласно с Феофаном, трактуется о противодействии монофелитству св. Софрония Иерусалимского, издании Ираклием эдикта, насмешках по этому поводу севириан, и о деятельности в пользу ереси преемника Сергия Пирра и его изгнании из Константинополя. [2482] Параллельно с этим у Феофана делаются замечания о соборах против монофелитов при папе Иоанне в Риме и в Африке, Визакии (Byzacena), Нумидии и Мавритании. [2483] В Βίος’е вводятся сведения о преп. Максиме, которые примыкают к Феофану в сообщении о соборе в Риме против еретиков (без упоминания о других соборах). [2484] Упоминания о противодействии монофелитству на Западе служат у Феофана переходом к продолжению истории Пирра, его диспута с преп. Максимом, обращения и вторичного отпадения в ересь и окончательного осуждения папой Феодором, а также изображения собора в Риме при папе Мартине с участием преп. Максима. [2485] То же повторяется и в Βίος’е, [2486] с той только наиболее значительной [2487] разницей, что дата (9-й год Константа), у Феофана относимая к собору и примыкающая к описанию его, отделяется от него ссылкой на акты Латеранского собора и сообщением о литературной деятельности преп. Максима в Риме [2488] и усвояется времени взятия преп. Максима под стражу в Риме. Сообщение об участи папы Мартина и наказании вместе с ним западных епископов в обоих документах также совпадают, [2489] и лишь в Βίος’е прибавляется ссылка на документ, содержащий описание страданий папы. [2490] После того, в Βίος’е ведется речь об исповедническом подвиге преп. Максима, излагаются его Acta, [2491] тогда как Феофан продолжает речь об отношении Римской церкви к ереси и сообщает о соборе папы Агафона в Риме, что по изложении актов преп. Максима дословно воспроизводит и Βίος. [2492] Свое изложение истории монофелитских споров Феофан заканчивает указанием на то, что наказанием Божиим за смуту, внесенную в Церковь царями и иерархами, послужило нашествие «Амалика» (арабов) и произведенные им опустошения среди христиан, которые не прекратились до тех пор, пока нечестивый гонитель не был убит в Сицилии. [2493] Эти замечания отсутствуют в Βίος’е.

Другой рассказ Феофана — о смерти Константа, — помещенный у него под 6160 г., [2494] тоже почти целиком передается и в Βίος’е; [2495] только название бани, в которой умерщвлен был Констант (Δάφνη), помещено здесь несколько ниже; вместо слов Феофана, что Констант отсек язык и руку у преп. Максима, и «многих православных подверг бесчестию, ссылкам и лишению имущества διὰ τὸ μὴ πείθεσθαι τῇ αἱρέσει αὐτοῦ, и двух Анастасиев, учеников исповедника и мученика преп. Максима, предал ссылкам и мучениям», сказано просто: τὸν πάνσοφον καὶ πιστότατον Μάξιμον μετὰ τῶν αὐτοῦ μαθητῶν ἐχειροκόπησε καὶ ἐγλωσσοτόμησε διὰ τὸ μὴ πείωεσωαι τῇ αἱρέσει αὐτοῦ, и опущены слова Феофана, что Константу воспрепятствовали взять жену и детей из столицы Андрей кубикуларий и Феодор Колонский; но зато прибавлено объяснение тому, почему Констант поселился в Сицилии: «его не приняли римляне, как еретика».

К последним словам этого отрывка, сообщающим о воцарении сына Константова Константина, в Βίος’е примыкает замечание о созванном этим императором Вселенском соборе и осуждении на нем ереси, [2496] что также дословно читаем у Феофана под 6171 г., [2497] с той лишь разницей, что здесь отмечается еще число епископов — 289 — и сообщается, что собором утверждены были догматы предшествующих пяти <Вселенских> соборов.

Как видим, у Феофана имеются значительные «дополнения» по сравнению с Βίος’οм. Поэтому, если бы мы даже предположили, что Βίος являлся источником для Феофана, то для указанных дополнений нам пришлось бы искать новые источники. Любопытно отметить, что это были бы источники, которые помимо Βίος’а могут служить к объяснению Феофана и отмечены нами выше. Именно, в качестве источников Феофана пришлось бы еще предполагать:

1) Анастасия Синаита (рассказ об унии Кира Александрийского; замечание о нашествии «Амалика»),