Через минуту она уже бежала со всех ног прочь. За спиной слышала крики, ее заметили, разуметься. Сейчас всех, кто есть, поднимут на ноги, они прочешут весь город. Она просто выиграла себе немного больше времени на жизнь. И зачем спрашивается?
Куртку у нее забрали при аресте - она так и была в дырявом свитере, который совершенно не грел. От холода сводило все тело, ноги отказывались слушаться, но Полина бежала вперед.
Выстрел. Еще один.
Паника накрыла с головой, девушка на автомате пригнулась, нырнув за угол, потом перепрыгнула через сугроб и бросилась в темень узкого пространства между заборами домов. В боку кололо, в глазах темнело, партизанка сама не заметила, как ее уже начали душить слезы. А нечто внутри все несло ее, требовало бежать, дальше и дальше, как можно дальше от своего решения и поступка. Она задыхалась, но сжимала посиневший и о одеревеневшие пальцы в кулак и бежала вперед.
Когда позади послышался лай, Полина еле нашла сил, что бы припустить сильнее.
«Мам, говорят, что умирать не страшно»
Девушка уже понимала, что не жилец. И мама – это был единственный лучик света, который остался. Она работала на благо фронта на заводе, ее переправили еще в самом начале войны на урал.
«Да страшно конечно! Мама, прости меня. Умоляю, заклинаю прости, мама! Я тебя не встречу. Не испеку пирог с яблоками к приезду. Прости! Господи, пожалуйста, нет! Я не хочу! Я жить хочу! Все что угодно, прошу, все…»
Ночную тишину небольшого шахтерского городка разрезал истошный вопль, визг. За ними не было слышно рычания собак, которые рвали юную девушку на куски, вгрызались в мясо, будто наслаждаясь этим. А к ней, на шум, бежали собаки другие – ходящие на двух лапах и носящие на плече повязку «полицай». И неизвестно у кого жажда крови была больше.
Соль на рану
- Черт! Черт!
Сжимать зубы, прятать за ими ругательства и страх становилось с каждым днем сложнее. Сегодня я выяснила, что прошло на самом деле уже две недели. Просто постоянные потери сознания и в принципе помутнее рассудка слишком сильно сбивало с толку. Теперь и сирена потеряла свое значение, осталась крайне раздражающей деталью, которую я здесь ненавидела больше всего. Она медленно убивала во мне всякую волю к жизни, коей и без того было крайне мало.
- Кто твой связной?! Отвечай!
Но Раух получал только бессвязные, измученные мычания. Я толком не могла пошевелиться самостоятельно. Магия окончательно покинула тело, даже не попрощалась, ушла по английский. От каждого очередного удара плетью я безвольно дергалась, подобно тряпичной кукле. С губ тянулась ниточка кровавой слюны, а все звуки я слышала отдаленно. Эта пелена стала мне постоянным спутником в последние два дня, наверное. Я до последнего не хотела есть то, что мне притащили и бросили к ногам как собаке, но в итоге голод победил. Может, что-то подмешали, но животные инстинкты и содрогающийся болезненными позывами желудок, оказался сильнее здравого смысла. Даже если бы решила морить себя голодом – они бы все равно нашли способ пропихнуть в меня питательные вещества. Еще наркотиков через уколы мне не хватало в крови. Стакан с водой я отставила в дальний угол, в тень и пила осторожными, небольшими глотками. Если продолжу в таком духе - хватит еще на пару суток, учитывая, что большинство времени я провожу в беспамятстве.
- Кто?!
Сегодня моя палач злее обычного. Стегает собственноручно, а Степа стоит позади и буравит его спину злобным взглядом. Скорее всего ему пригрозили наказанием, если не сможет расколоть "столь важную для Третьего Рейха особу", может быть даже расстрелом. От этой мысли тянуло улыбаться - я умудрялась вредить засранцам даже находясь здесь, в таком состоянии. Не передаваемые ощущения.
Беспризорников было пруд пруди даже в столице Германии. И я всегда старалась им помогать, даже безвозмездно. Не знаю причины, уж не явно то, что ребятки были крайне полезными. Незаметные, на них никто не обращал внимания. Они были идеальны - мои глаза и уши, сиротки могли пролезть в любую щель, не раз и не два только благодаря их своевременным предупреждениям мне удавалось сохранить свою шкуру.