– Вот так попали мы! – протянул кто-то. – Меж молотом и наковальней…
Ревин медлил, приказов никаких не отдавал, и внешне его состояние походило бы на замешательсто, если бы он не излучал собой полнейшее спокойствие.
– Я так понимаю, ротмистр, у нас два пути, – тревожно проговорил Мурмылев, – либо вперед, либо назад… И я все же склоняюсь к тому, чтобы вперед, через кордон… Попытать счастья… Ну, не молчите же вы!..
– Глядите-ка, хлопцы! Парламентеры!..
От воющей, сыплющей проклятиями оравы отделились трое всадников и неторопливо порысили навстречу казакам. Передний размахивал белой тряпицей.
– Не стрелять! – предупредил Ревин.
Когда делегация приблизилась, удивленным взорам предстал не кто-нибудь, а генерал Алмазов собственной персоной, малость помятый, но держащийся с подчеркнутым достоинством, будто не в плену он, а на параде. Алмазов обдал Ревина ядовитым прищуром и гаркнул:
– Здорово, казачки!
Держа руки на карабинах, те нестройно ответили на приветствие, настороженно косясь на двоих рослых, хищно зыркающих по сторонам, бородачей за спиной генерала.
– Как служба?
Обстановка имела мало общего со строевым смотром, поэтому вопрос повис в воздухе. Но по-другому разговаривать с солдатами Алмазов не умел.
– Ничего себе служба, – за всех ответил Семидверный. – Идеть…
– Гм… Ну, вот что, ребятки… Сдавайте-ка оружие!.. Не то поляжете здесь все до одного…
– Эвона, – протянул Дураков, – отвоевались…
– Цыть! – Семидверный показал горнисту кулак. – Ишь, удумали!..
– Я повторяю, урядник! – Алмазов возвысил голос. – Сдать оружие, спешиться! Это приказ!
– У нас есть командир… Пущай он приказывает!..
– Ревин, – генерал выплюнул последнее слово, – за глупость и ротозейство мною от командования отстранен и будет отдан под суд!
– Уж не под суд ли турецкого султана? – усмехнулся Ревин.
– Вы забываетесь, ротмистр!..