Тёмный Легендариум

Всадник снял перчатки и пошёл вглубь, водя руками. Он прекрасно слышал каждое животное: всхрапывание, хруст зерна, стук копыт, но ему было приятно прикоснуться к лошадиной морде и погладить пышную жестковатую гриву. Стойла располагались друг против друга, а между ними оставался довольно широкий проход.

Если в первых шести обнаружились вполне заурядные представители марибурской породы, то следующие пять занимали тяжёлые мощные животные. Они гневно заржали и забили ногами, но, уловив уверенность и спокойствие в незнакомом человеке, позволили прикоснуться к себе. Подойдя к очередной загородке, он скорее почувствовал, чем услышал, как лошадиная морда рванулась к нему. Кому-нибудь другому этот укус мог стоить нескольких пальцев, но широкая ладонь всадника, даже не попытавшегося увернуться, была сплошь покрыта шрамами и мозолями и тверда как деревяшка. Не успели зубы сомкнуться на ней, как рука сжала верхнюю челюсть коня и с такой силой приложила головой о перегородку, что жерди затрещали, едва не сломавшись. Человек, скрытый тенью усмехнулся – это становилось интересным. Скотина специально обучена кусаться, а передние зубы – чуть подпиленные для остроты – знак некромантов. Двумя следующими постояльцами оказались низкие лошадки южных кровей. Последнее стойло справа тоже было занято, а вот слева, наконец, отыскалось свободное местечко.

– Удача для тебя, старушка Бригит, а то я уже думал, придётся взять тебя с собой, а это, знаешь ли, чревато. Одного вегетарианца здешняя компания стерпит, а двух тутошний хозяин-скаред точно прогнал бы. Так что оставайся тут, хрумай овёс, да, и не вздумай лезть к тому жеребцу – он страшно несдержанный…

Лошадь тихонько заржала в ответ.

– Что? Ха, нет, не к тому, что рядом, – всадник ласково погладил лошадь по морде и направился к выходу.

Метель ревела вовсю, выплёвывая свою ярость в пространство. Ветер, придавленный низкими тучами, рвался на волю, сметая всё и вся. После его обжигающего дыхания трактир встретил мужчину вонью сгоревшего жира и смолы, кислого пота и блевотины, сырой земли и палёной шерсти. Глаза почти мгновенно привыкли к рваному свету факелов, висящих в медных пазах. Хозяин стоял у большого камина, скрестив руки. Мужчина с открытым чуть простоватым лицом. Шерстяная безрукавка, засаленный и прожженный передник – обычное дело.

В самом центре вокруг очага сидело пять варваров. Все явно пьяные в сапог, и появление гостя прервало их дружный рёв, искренне почитаемый воинами за песнь. Левее, в дальнем углу одиноко пялился на кружку чего-то тёмного мужик, с головы до ног закутанный в меха и шкуры дюжины зверей. У его ног скрючилась фигурка девушки, Рядом с его столом, ближе ко входу, сидели ещё двое: первый – невысокий стройный юноша в зелёной куртке, борода только-только пробивалась, а тонкие правильные черты лица делали его похожим на этакого принца, странствующего по миру ради подвигов и по зову сердца. Второй сидел спиной, виднелась выбритая макушка, остальное скрывал коричневый балахон. В углу справа не горело ни одного факела, и тьма надёжно прикрывала его, но догадаться, кто может располагаться там, не составляло труда. Некромант.

Мужчина медленно обвёл взглядом полутёмный зал. Это была минутная слабость – ни один из гостей не представлял особого интереса и уж, тем более, опасности. Но таилось в этом взгляде из тьмы, когда никто не видит твоего лица, что-то притягательно-мистическое.

Когда всадник приблизился, трактирщик кивнул ему:

– Здорово, путник. Пусть бури Аса будут в твоей руке! Моё имя Ян.

– Здравствуй, хозяин. Пусть камень То упадёт перед твоими дверями. Я целый день скакал по мёрзлой столешнице. Найдётся тут приличная комната и еда? – два серебряных королевских грифона тускло сверкнули аверсами

– Конечно, есть как раз одна незанятая, а еда у нас самая лучшая.

Из-за куска кожи, прикрывающего вход на кухню, вылетела девчушка с растрёпанными волосами, забавно вздёрнутым носиком и огромными карими глазами. Увидев незнакомца, она споткнулась и начала падать вместе с большим кольцом колбасы и несколькими кувшинами пива. Мужчина подхватил девчушку рукой за талию, легко приподнял и поставил её.

– О, извините, простите, – захлопотал Ян, – это Лота, моя дочь. Мерзавка! Ты ещё здесь?! Отнеси пиво гостям и возвращайся на кухню!

Лота обиженно сморгнула, но во взгляде, брошенном на всадника, были и благодарность, и восхищение.

– Лота, красивое имя. Тебя, верно, назвали так в честь Лота – повелителя растений? – голос, будто приглушённый складками капюшона, звучал мягко и ровно. – Найдётся здесь северный квас на меду и травах? Прости, но кислое пойло, которое я помог тебе сохранить для варварских глоток, мне не по душе. И захвати чистой воды, головку сыра и хлеб.

Лота, как ни старалась, не смогла рассмотреть лица странного человека, но почувствовала: он ей улыбнулся.

– Ну и погода, – пытался тем временем поддержать разговор трактирщик. – Повезло Вам, что на мою гостиницу наткнулись, а то в сугробе ночевать не сподручно! Ни тебе выпивки, ни тебе закуси, – Ян подмигнул, но всадника не ответил – его занимало совсем другое.

Во многих северных языках согласные существительных женского рода оглушались или вообще исчезали. Слово «лод» было знакомым, но из какого языка оно пришло? Нечто невероятно древнее стояло за ним, нечто ускользающе-знакомое. А вот значение засело в памяти крепко: «лод» – слово-термин: человек, приносимый в жертву.

– А вьюги-то давно такой не припомню, – не умолкал Ян, – хотя всю жизнь здесь прожил, все пятьдесят годочков. Да… А вы, сударь, неужто тоже из Брога едете?