Тёмный Легендариум

– Знаешь, ты был прав, во многом прав, про меня, про детство, про…

– Не надо. Пусть прошлое останется в прошлом. Наши воспоминания – лишь тропы в лесу. Чем дальше уходишь – тем они запутанней, тем вернее можешь заблудиться… Так говорил мой учитель.

Рэйвен достал кинжальчик и аккуратно вложил в невидимые ножны на её бедре.

Это самое бедро поразило упругостью и волнующим изгибом. Нокра растерянно коснулась рукояти оружия:

– Но я же убила тебя! Я видела кровь, вот здесь, – её палец провёл по подбородку мужчины. – И дыхание… и пульс…

– Маска. А кровь… прикусил губу, а кинжал поймать легко, если знаешь, откуда летит – немного тренировки и всё.

Да. Всё. Только он не сказал, что тренировался, стоя на узком мотающемся бревне с завязанными глазами. И что кинжалов было три.

«А её руки – не убийцы, а воина – мозолистые и грубые, разве нужны женщине такие?» – подумал всадник и, повинуясь властному внутреннему приказу, сжал ладони Ауле в своих, и заговорил:

– До Великого Исхода на востоке было множество мелких племён. Почти все они исчезли в войнах с переселенцами. Некоторые из них верили в Великого Оленя – Отца людей. По преданию Великий Олень после бессчётных восходов скинул свои рога. Они упали на землю и разломились. От одной половины произошёл первый мужчина, от второй – первая женщина. Поэтому у племён был обычай: если юноша желал взять девушку, он отправлялся в лес и искал сброшенные оленьи рога. Их полагалось отдать возлюбленной: если та принимала – значит, отвечала согласием, если ломала – отказом. Кстати, союз мог предложить не только мужчина, но и женщина – у оленя два рога, и оба одинаковы.

Бревно в камине звонко треснуло под напором огненных струй, и былинки-искорки улетели вверх, в прохладную тьму. Рэйвен, почувствовав, как вздрогнула Ауле, замолчал. Затем встал и, отворачиваясь, будто про себя, добавил:

– Случалось, двое любили друг друга так сильно, что их чувства делали счастливее всех вокруг, ощущались как свет, как воздух. Про таких говорили, что они нашли рога самого Великого Оленя.

Отчётливый ранее голос всадника почти потонул в напевах непогоды и шипении факельного масла. Меж тем воинственная пятёрка, притихшая было за поглощением пива и закуски, оживилась. Поднялся седой, как северный медведь, но ещё не старый мужик и заревел куда-то в сторону кухни:

– Ещё пива, ещё вина, ещё… Нет! Довольно! В этом свинарнике не звучит славных песен! Ну, так счас-с-с будут!!! – взмах полуобгрызанным ребром, и все дружно затянули:

Когда сойдутся рать на рать,Мы слёз не будем проливать.И жизнь любой готов отдатьЧтоб грозно меч рукой поднять,В кровавой схватке воином стать,Врага стереть, сдавить, подмять,Лавиной грозной растоптать,Заставить трусов мчаться вспять.И пусть взлетит наш клич опять:За Волтургнира!!!Когда свистит железный мечИ рубит вражьи главы с плечЖиви чредою битв и сечПокуда в жилах крови течь.И много будет славных встреч,И честь – в бою с врагом полечь.Наступит время тело сжечь —Пусть клич прервёт на тризне речь —За Волтургнира!!!Когда сотрём мы в пыль врага,Когда намнём ему бока,Когда бессильная рукаОтпустит рукоять клинка,И кровью вспенится река,Тогда, трубя, сквозь облакаПобедный рёв взметут рога.Не смолкнет клич – стоим пока —За Волтургнира!

Едва песня отзвучала, чей-то насмешливый едкий голос запел новый куплет:

Когда начнём счастливо жить,И вкусно жрать, и сладко пить,В парче и золоте ходить,И девок по углам ловить,В немытых патлах вшей давить,И свору пёсью заводить,Чтоб было бы кому скулить,И вроде умно говорить,И в клох дырявый воду лить,Мы будем, перед тем, как слить,Орать свой клич, чтоб не забытьЗа Волтургнира…

– Кто это смеет здесь вякать, ты, козье дерьмо? – седобородый рванул меч из богатых ножен.

Он видел лишь неясную фигуру у колонны, но… этого было достаточно.

Вот, счас, счас по ней ка-ак..!..? Ух, ты, как зазвенело, здорово… хм..? а нахал цел…

Рэйвен, чуть сместившись, резко замахнулся и нанёс удар прямо в кованный шлем. Звук получился тупым и совсем неинтересным. Седобородый ещё чуть-чуть постоял, раздумывая о чём-то своём, и рухнул под ноги товарищей. Один из них отставил кувшин и провёл пальцем по вмятине на шлеме.

– Я знал людей, которые могли сделать то же самое, но пересчитать их хватило бы одной руки, – мужчина поднял голову, широко улыбнувшись. – Хотя тебя я ни с кем не спутаю, даже если Дара заберёт оба моих глаза. Садись, садись рядом друг.

Рэйвен присел перед очагом, внимательно оглядев всех четверых: