С болью за раздавленного мотылька Норман разжал объятия.
Михайловский замок величественной громадой возвышался над окрестностями. Воздвигнутый по высочайшему повелению императора Павла Первого, он стал местом его ужасной гибели. Теперь над башнями замка развевался черный флаг с волчьей пастью – здесь была резиденция новых правителей России.
В ночной тиши, неподалеку от замка, кучка русских повстанцев, распустив полы одежды, тесным кругом обступила горелку, не позволяя проблескам огня вырваться наружу. Жадно ловя каждый шорох предательской ночи, они тревожно озирались по сторонам, словно огнепоклонники, скрывающиеся от стражи. А над их головами все увереннее и туже надувалось черное брюхо аэростата.
– Пора, Майк, – Эдуард Соколов, командор русских, положил на плечо Нормана крепкую руку, – любой из нас готов сделать это вместо тебя, но не у любого получится. Эти люди – учителя, журналисты, инженеры, а не воины.
– Однако они соорудили неплохой летательный аппарат.
– Норман пристегнул себя к стропе аэростата. – Эдди, позови Аню и дайте нам попрощаться, – попросил он.
– Энн, – начал неуверенно Майк, – не могу сказать, что у меня никогда не было девственниц, но сейчас я отдал бы их всех за то, чтобы я у тебя был первым. Это не каприз, Энн, это сильнее меня. Даже самая красивая женщина не может дать больше того, что она имеет, и лишь девушка может дать больше…
– Если бы ты любил меня, Майк, ты не говорил бы так, – уязвленное достоинство сверкнуло в глазах Ани.
– Если бы не любил, то мне это было бы все равно, а меня это ранит. Прощай, Энн, и что бы со мной ни случилось, знай, я никого не любил так, как люблю тебя, люблю, несмотря ни на что!
– Прощайте, друзья, – взмахнув рукой, детектив рассек канат, и аэростат рванулся в черное, как судьба России, небо Санкт-Петербурга.
донеслись до провожающих берущие за душу слова старой каскадерской песни, которую пел Майк.
– Кто дал Норману виски? – пошутил кто-то из русских, но никто не засмеялся, а лишь надменная тишина имперских улиц сдержанно аплодировала детективу.
Оказавшись над крышей замка, Норман бросил якорь-присоску. Аэростат дернулся и застыл в воздухе. По натянутому как струна канату Майк большим черным пауком стремительно скользнул вниз. Ступив на кровлю, он распрямился во весь рост – прекрасный и устрашающий, словно волкодав, ощерившийся для последней схватки. Любовь, ревность, страх и боль – все было отброшено так, как это бывает у каскадеров перед трюком. Осталось только победить или умереть.
Обвешанный самым совершенным оружием, какое могла дать повстанческая Россия, Майк нырнул в вентиляционный люк. Фотонные стабилизаторы мягко опустили его на каменные плиты внутренних покоев замка. Не встречая сопротивления, Норман уверенно шел к цели, вскрывая замки лазерным резаком. Оказавшись перед старинной арестантской, Майк тихо позвал агента по имени:
– Арсений!
– Я здесь, – ответил из темноты слабый голос. Рухнул последний запор, и детектив оказался возле маленького немощного человека, лежащего в углу камеры на куче тряпья. В ту же секунду со всех сторон ударил яркий свет: ловушка!
Обрушив на нападавших шквал огня, детектив подхватил Арсения и ринулся к выходу. Ему удалось прорваться к аэростату. Выстрелив в якорь, он разнес его в клочья. Аэростат резко пошел вверх. Прижимая к себе дрожащего Арсения, Майк посылал вниз точные выстрелы. Внезапно Арсений дернулся и застонал.
– Вы ранены?! – закричал Норман, не слыша в грохоте пальбы даже собственный голос. – Ах, черт! – Что-то полыхнуло над головой. Аэростат начал терять высоту. Фотонные стабилизаторы не дали разбиться. Но Майка вместе с агентом накрыло оболочкой аэростата, выстрелы смолкли. В полной тишине было слышно, как клокочет кровь в горле Арсения.
– Вы слышите меня? – Майк приподнял голову агента. – Что вам известно о покушении? – закричал детектив. – Говорите, или будет поздно!
– В сумасшедшем доме под Петербургом содержится человек, он знает все. Его зовут Стернин. Генерал Стернин…