— Типа того. Откуда там другие «Ковчеги» стартовали?
— Кора называла только те, что приземлились раньше нас, — ответил Светлов. — Нью-Йорк, Берлин, Стамбул, Сараево… Да, Пекин еще. Три из пяти — Европа, если Стамбул считать.
— Кстати, а кто из них, как и мы, проголосовал за то, чтобы Земля жила?
— Не знаю, — пожал плечами Олег. — Мы спрашивали Кору, она не сказала.
— Крутит она что-то, Кора эта ваша, — проворчал Мамай.
— Зря ты так. Она нам здорово помогает. Советом.
— А про лес тогда почему ничего не насоветовала?
— Меня спрашиваешь? Я не знаю.
— Вот и я не знаю…
Виды вокруг не отличались разнообразием — стволы да корни, корни да стволы, кроны погуще, кроны пожиже… Ни рек, ни ручьев на пути не попадалось — да и как бы они могли здесь течь, если каждую ночь все глубоко перепахивается? Последнее обстоятельство немало Олега беспокоило: после того, как Мамай щедрой рукой отлил половину оставшейся у них воды Гале, а потом и сами они сделали по паре глотков перед выступлением, в баклаге едва плескалось на донышке.
На привале, устроенном после примерно четырехчасового перехода, они выпили еще по глотку, больше не решились, хотя руки буквально сами тянулись к фляге.
— Кстати, где-то здесь у нас точка невозврата, — проговорил Стас, пряча от греха баклажку в рюкзак.
— В смысле? — не понял Олег.
— В смысле, если сейчас повернем назад — скорее всего успеем выйти из леса до темноты. Если пойдем дальше — то уже вперед до упора.
— Предлагаешь повернуть? — приподнял брови Светлов.
— Нет. Просто предупреждаю.
— Ну, спасибо за предупреждение…
После привала настала очередь Олега нести рюкзак, и дорога сразу же сделалась не такой легкой и приятной, как раньше. Экономя силы, Светлов завязал с разговорами, на реплики Мамая теперь отвечал односложно — а позже и вовсе перестал реагировать. Стас, впрочем, и не лез особо с общением. Так, молча, они прошагали еще часа два, когда впереди, наконец, замаячил долгожданный просвет. Лес расступился — здесь его граница оказалась столь же четко очерчена, как и на входе — и путники вышли к гряде зеленых холмов, с которых сбегала вниз ломаная, порожистая река.
— Ну, что я говорил? — торжествующе обернулся к Олегу Мамай.
— А что ты говорил? — уточнил Светлов.