Гарвей, правда, слышал, что с некоторых пор это тайное общество вновь усилило свою деятельность, направленную против радикальных элементов страны, а также против негров, евреев, католиков и иностранцев. Но он не придавал этому обстоятельству никакого значения, считая все это пустой болтовней.
И вдруг он застает этот Ку-Клукс-Клан здесь, в доме своего отца. Страх овладел им и вместе с тем страшное отвращение. Что понадобилось этим людям здесь? Каким образом удалось им проникнуть в дом?
Он сделал решительный шаг вперед, чтобы войти в зал и потребовать от собравшихся объяснения. Он уже протянул руку к портьере, чтобы ее раздвинуть, но тут в зале раздался голос, — знакомый голос, слишком знакомый. Сердце Гарвея остановилось, — теперь у него больше не было никакого сомнения: он узнал голос отца.
Генри Уорд, по-видимому, приветствовал нескольких вновь вступивших в сообщество членов, он говорил о целях Ку-Клукс-Клана, и Гарвей не верил собственным ушам.
Неужели этот человек, который говорит сейчас с такой жгучей ненавистью и суровой неумолимостью — его добряк-отец, готовый всегда на любую жертву ради своего сына, с раннего детства окружавший его любовью и нежностью, всегда бывший для Гарвея образцом доброты и справедливости?
Гарвей содрогнулся, глубоко потрясенный; он готов был заткнуть себе уши, чтобы не слышать этого голоса, но что-то помимо воли заставляло его прислушиваться к каждой фразе, к каждому звуку. Каждое слово было для него ударом по лицу. Старый американский идеал свободы, равенства и гостеприимства втаптывается в грязь на его глазах. «Америка для американцев» — как часто Гарвей слышал эти слова, остававшиеся для него до сих пор пустым звуком. Теперь он постиг все их ужасное значение: «Америка для американцев» — это означало: прекрасная страна, указавшая около ста лет тому назад дорогу к свободе, отвоевавшая в борьбе сецессионистов[3] право свободы для самых несчастных, самых угнетенных — для рабов, — выдана с головой трестам, крупным лабазникам, промышленным тузам, биржевым акулам. Кто становится у них на дороге, кто мешает их планам, тот немилосердно отметается прочь, без разделения на американцев и иностранцев, — тут эти господа становятся интернациональны. Они имеют в своем распоряжении собственную армию — американский легион, который исполняет для них роль палача, устраняя неугодных им лиц. И с каждым днем к Ку- Клукс-Клану присоединяются новые члены; они нисколько не боятся мнимых запрещений правительства, — которое, испугавшись все нарастающей грозной силы этого сообщества, объявило принадлежность к нему противозаконной, — ибо главари имеют к своим услугам все средства пропаганды: прессу, церковь, школу и неиссякаемые миллионы денег.
— Америка для американцев! — Гарвей услышал теперь явственно эти знакомые слова. — Самые худшие элементы других стран, враги порядка, которые нетерпимы у себя дома, наводняют Соединенные Штаты. Они бунтуют сами и подстрекают к бунту других, а наши рабочие прислушиваются к их речам и волнуются. Их вредные идеи распространяются подобно огню в прериях, они разрушают порядок, подкапываются под право собственности. Ирландский католический поп проповедует с амвона язычество и восстание; еврей своим отравляющим сарказмом подрывает в душе народа святость высших идеалов, борется против патриотизма. Высокой задачей Ку-Клукс-Клана является истребление в нашей стране евреев, ирландцев, католиков и негров, а также внутренних красных.
«Ирландцев и евреев, — пронеслось в голове Гарвея. — Это говорил и Самуил Каценштейн».
Гарвей почувствовал какую-то связь между событиями в санатории и тем, что здесь происходило.
«Но ведь это невозможно, — цеплялся он за последнюю надежду. — Это люди ограниченные, ослепленные, одержимые неимоверным чувством эгоизма, но они не преступники».
Не отрываясь, он продолжал глядеть в залу и видел, как большая часть белых фигур распрощалась с председателем собрания и исчезла в двери, ведущей в коридор.
В зале осталось сидеть человек десять.
Один за другим они подходили к председателю и давали отчет в своей работе. С ужасом в сердце Гарвей слушал страшные слова, свидетельствовавшие о похищениях, заточениях и убийствах. С содроганием он ждал, когда зазвучит голос его отца, — и вот он его услышал. Голова у Гарвея закружилась, в ушах зазвенело, и некоторое время он ничего не был в состоянии разобрать; затем его ухо уловило имя: «Джек Бенсон».
— Этот нам больше не будет мешать, — произнес Генри Уорд с злорадным смехом.
— Хорошо. А где находится Мюриэль Брайс?
Мюриэль Брайс! Опять это имя.
Стиснув зубы, сжав кулаки, Гарвей пересилил свое волнение, чтобы не проронить ни одного слова.
— Она опять бесследно исчезла, — гласил ответ. — Со времени неудавшегося покушения на Этель Линдсей, я больше ее не видел.
— Дайте объявление в «Геральд»; она мне нужна.
— Хорошо, это будет сделано.
ebooksa