–
Фурия ещё раз приложила ладонь к деревянной стенке.
– Что находится за ней?
–
Фурия присела на корточки, подняла один из осколков зеркала побольше и заглянула в него. На мгновение ей показалось, что её отражение рассеивается на множество микроскопических точек; кажется, это были буквы, как это однажды уже произошло перед зеркалом в её комнате в резиденции. Однако в следующее мгновение черты её лица в зеркале снова выглядели как всегда.
Девочка отбросила осколок обратно к остальным. Он звонко разлетелся вдребезги.
– Пошли! – скомандовала Фурия петушиной книге. – Нам предстоит долгий путь.
Глава девятнадцатая
Небо над ночными убежищами светилось алым, словно лавовые потоки, кровеносными сосудами растекавшиеся по изрезанной трещинами земле. В дальних горах слышались громовые раскаты. Над горизонтом постоянно сверкали зарницы.
Долина, в которой находился лагерь чернильных поганок, была частью гигантского горного массива, оставшегося в стороне от наиболее жестоких разрушений Забытых земель. Именно поэтому Федра Геркулания в своё время выбрала её в качестве места поселения своих подопечных. Но даже она не могла предвидеть, что главная угроза их жизни будет исходить не от самих ночных убежищ и ненависть врагов также не будет её причиной.
Опаснейшая катастрофа, когда-либо посещавшая Забытые земли, надвигалась в облике чёрной гряды облаков: как будто ночь отправила на мир свои полки и приказала им стереть в порошок все признаки жизни. Кое-где грозовой фронт прореза́ли узкие разрывы, через которые был виден истинный облик бедствия, подступавшего ближе и ближе. По ту сторону иссиня-чёрной стены бушевал океан красок, от ярко-жёлтого до тёмно-красного, как будто кто-то начал было работу над масштабным пейзажем ночных убежищ, но на полпути разлил скипидар прямо поверх масляных красок.
Однако после того как в лагере внезапно появилась и вновь исчезла девочка-чужестранка, ситуация обострилась, причём буквально за несколько часов. Облачный фронт неотвратимо надвигался на лагерь, словно одна из случавшихся здесь жестоких наждачных бурь, срывавших мясо с костей у живых людей. Послышались крики о помощи: чернильные поганки жаждали мудрого совета праматери Федры, жаждали решения, что предпринять, и наконец эта нестерпимая жажда облеклась в единственно возможную форму – бегство. Страх превратился в панику, которая распространялась как пожар, как извержение магмы, под напором которой верхушки ближайшей горной гряды, бывало, разлетались в стороны.
Часть лагеря была разгромлена и опустела. Исход начался. Вереница чернильных поганок направлялась из лагерного лабиринта по горной гряде вверх, мимо входа в бункер Федры, всё выше и выше. Шествие змеилось по направлению к святыне за холмом, когда-то потерпевшей здесь крушение. Костры стражи, охранявшей корабль, были растоптаны. Беженцы пели хриплыми голосами, возглашали хвалы, сравнивая треснувший корпус корабля с телом ангела, и молили об избавлении. За их спинами клубились тёмные облака, из которых вырывались языки разноцветного хаоса. Скоро они должны были добраться до долины.
Всё больше чернильных поганок собиралось на холме, с которого был виден корабль, и в самой низине, где он лежал. Сначала несколько сотен, затем тысяча, затем ещё больше – их число росло с каждой минутой. Они кричали, молили, плясали в честь своих божков и
Нечто более могущественное, чем все печати и запоры Адамантовой Академии, преодолело стену, воздвигнутую вокруг ночных убежищ, и спланировало со страниц мира в вечный мрак Забытых земель. Огромный плоский корпус, как две капли воды похожий на корпус разбитого корабля, плавно снижался, как будто его осторожно спускали с неба на канатах. Чернильные поганки, стоявшие под ним, бросились во все стороны, пропуская божественный предмет, который посылали им небеса. Песнопения не прекращались, а танцы, продолжавшиеся на вершине холма, перешли в неистовство и экстаз.
Сквозь толпу энергично проталкивалась Федра Геркулания. За ней следовал последний оставшийся приближённый царицы, чужестранец с посохом. Старик с трудом поспевал за Федрой по каменистой земле, и многие насмехались над ним в своей гордыне, ведь это они молили чёрное небо о помощи и вымолили её они сами, а вовсе не он и даже не Федра.
Теперь Федра и старик в шинели стояли на вершине холма, окружённые чернильными поганками, – кто-то плясал в экстазе, кто-то упал на колени, кто-то испуганно жался к земле. Чернильные поганки стояли и смотрели на громадное судно, парившее над скалами, медленно снижавшееся рядом со своим близнецом, беспомощно лежавшим на земле.
Вместе с кораблём на толпу жителей ночных убежищ снизошла тишина: песнопения замолкали, пляски утихали. Только раскаты грома на горизонте громыхали по-прежнему да по ту сторону холма, в конце долины, трещали сломанные сараи, поглощаемые
Глава двадцатая