Он говорит <как он это помнит> (как сказала и
– Я хочу. Я всегда…
И налетает яркая страсть, голое постыдное вожделение того, что не принадлежит ему по праву. Тогда он это почувствовал впервые?
(Конечно, нет. И она – не впервые.)
– Вас отправляют не из-за вашего желания, – говорит Дарц Тарац. – Хотя, возможно, благодаря этому империя будет пережевывать вас дольше и не сплюнет нам обратно сразу же. Нам нужно
– Стану, – говорит он со всей самоуверенностью молодости и только потом спрашивает: – Почему сейчас?
Дарц Тарац придвигает через стальной стол звездную карту. Мелкая и точная, и Искандр знает эти звезды: это звезды его детства. На краю карты – череда черных точек, отмеченных координат. Мест, где что-то
– Потому что нам может понадобиться попросить Тейкскалаан о защите от чего-то
– Что здесь произошло? – спрашивает Искандр, пока неогрубевший палец задерживается на расползающихся черных точках.
– Мы здесь не одни, – говорит Дарц Тарац. – И то, что здесь с нами, чувствует лишь голод и ничего, кроме голода. До сих пор они были
Искандр
– Мы уже встречали инопланетян – что в данном случае иначе?
Лицо Дарца Тараца безмятежное, твердое и совершенно холодное. Оно будет сниться Искандру в скверные времена (он это знает, вспоминая будущее), будет сниться, как Дарц отвечает:
– Они не
Будет сниться – и оставлять холод, который не разгонит ни тяжелое одеяло, ни теплый партнер в постели. И приходит мысль: почему Тарац не рассказал Совету? Почему выбрал своим оружием меня? Во что он хочет превратить станцию Лсел, пока рискует из-за этой опасности на протяжении неопределенного (<двадцать лет>, бормочет кто-то) времени?
Уже тогда он знал, что Тарац хочет чего-то большего, чем военное