Память, что зовется империей

22
18
20
22
24
26
28
30

Она вытерла нос тыльной стороной ладони.

– Конечно, сошлось, – выдавила она. – Двор подстроится под нее, а она подстроится под него, и все это станет… историей. Ее сиятельство Блеск Ножа. Будто иначе и быть не могло.

Кажется, это утешило Три Саргасс. Сама же Махит была безутешной, разъяренной, растерзанной и опустошенной: все вспоминала, сколько пролилось крови, как Шесть Путь сказал: «На свободе я копье в руках солнца», – словно она писала для него.

Для него, а не для себя или для Лсела.

«Ничто, чего касается империя, не остается чистым», – подумала она и попыталась представить, как это говорит Искандр, хотя это был вовсе не он.

* * *

С бунтом покончили в тридцать шесть часов.

Большую часть событий Махит видела по новостной трансляции министерства информации, лежа на бывшей кровати Искандра в своих посольских апартаментах, с привязкой Три Саргасс на глазу, словно с дарованной на время короной. Подниматься казалось и трудным, и необязательным делом.

Как выяснилось, солдаты не так готовы уничтожать в огромных количествах марширующих и распевающих тейкскалаанцев, как, по подозрениям Махит, рассчитывал Один Молния. Впрочем, рассчитывал-то он, что его противником будет Шесть Путь – старый, немощный, с давно забытыми военными победами, отягощенный неопределенностью в престолонаследии. А вовсе не новоиспеченный император, освященный кровавой жертвой, как в древнейших эпосах. Не успела Девятнадцать Тесло пробыть императором и дня, как яотлек отозвал все войска под предлогом того, что «Городу уже не требуется их защита», и появился в новостях рядом с Девятнадцать Тесло – чтобы встать на колени, положить свои руки между ее и присягнуть на верность.

О завоевательной войне больше не было ни слова.

– Ну, значит, станцию мы спасли, – сказала Махит в потолок. Услышала ее только аляповатая и очаровательная картина Искандра со всем лселским космосом с точки зрения Тейкскалаана, и молчание той казалось насмешкой.

Сам Искандр был едва ли шепотом:

<Ты справилась лучше меня. Это что-то говорит в пользу сохранения нашей имаго-линии>.

Махит не обратила на него внимания. Иначе у нее начинались приступы рыданий, нескончаемых, безутешных, пока не становилось дурно. Это злило: траур ведь даже не ее. По чему был конкретно ее траур, она еще не поняла.

Той ночью снилось, как Шесть Путь произносит ее стихи, говорит ее мысли, и вот тогда показалось, что она почти что поняла.

Будь она дома, на Лселе, стала бы вместе с Искандром настоящим подарком для психотерапевтов по интеграции. Они накатали бы целую монографию. На следующее утро это повеселило даже Искандра – нервы запереливались, по капле возвращались силы. Она поднялась. Поела лапши с маслом чили и белковым кубиком – на вкус почти как лселский кубик, но сделанный наверняка из какого-нибудь растения. А потом снова легла, изнуренная даже этой малостью, и смотрела новости.

Никаких признаков Два Лимон и других антиимперских активистов. Никаких бомб в ресторанах. Никаких протестов. Махит решила, что они вернулись в подполье, затаились на время, и задумалась – задумалась так, как задумываются о том, чтобы поднять огромный валун и взглянуть, что под ним творится, – куда Пять Портик денет остатки дефектного имаго-аппарата.

С половиной мятежа, которой заправлял Тридцать Шпорник, разбираться пришлось дольше: установился шаткий мир, несколько кратких репортажей сообщили о назначении нового министра информации – о ком Махит впервые слышала – и что самому Тридцать Шпорнику вверили какую-то роль советника по торговле.

Не эзуазуаката при ее сиятельстве Девятнадцать Тесло. Но и не вышвырнули из правительства.

Это Махит уже не касалось.

Но хотелось, чтобы касалось, что само по себе было проблемой. Оказалось так трудно забыть обо всем, поверить, что все и везде действительно будут делать свою работу. Что безопасность в принципе возможна.