Память, что зовется империей

– Полагаю, иначе вам нельзя. Учитывая, что мертвые всегда с вами, – Девятнадцать Тесло подняла руку, уронила. – Мне его не хватает. Не могу и представить, каково было бы жить с ним в голове. Как ты принимаешь решения?

Махит с силой выдохнула. Искандр в разуме был весь доброта, теплота, смех.

– Мы спорим, – сказала она. – Чуть-чуть. Но в основном соглашаемся. Мы… мы бы не подходили друг другу, я бы не стала его преемницей, если бы мы не соглашались.

– Мм, – тут Девятнадцать Тесло надолго затихла. Ветер шуршал лепестками красных цветов: широкое ограниченное море. Небо просветлело от темно-серого к светло-серому, позолоченное там, где солнце прожжет облака.

Когда Махит больше не могла вынести молчания, она спросила:

– Почему вы хотели со мной встретиться? – почтительное обращение она опустила. Оставила предложение простым: почему ты, человек, хотела встретиться со мной, другим человеком?

– Думала спросить, чего ты хочешь, – ответила Девятнадцать Тесло. Улыбнулась; той свирепо-нежной улыбкой, сосредоточив все внимание на Махит. – Воображаю, тебе не терпится вытянуть из меня какие-нибудь обещания.

– Вы планируете аннексировать мою станцию? – спросила Махит.

Девятнадцать Тесло рассмеялась – жестокий, сотрясающий все тело смех.

– Нет. О звезды, у меня и времени на это нет. У меня ни на что нет времени. Ты в безопасности, Махит. Ты со станцией Лсел можете оставаться независимой республикой, сколько пожелаете. Но я спрашивала не об этом. Я спрашивала, чего хочешь ты.

В пруд приземлилась длинноногая птица: белые перья, длинный клюв. По меньшей мере в метр ростом. Ступая, она не тревожила цветы; ее большие ноги проскальзывали между лепестками и поднимались вновь, роняя капли. Махит не знала, как называется эта птица. Может, «ибис». Или «цапля». В Тейкскалаане водилось много видов птиц, а на станционном языке существовало всего одно слово «птица». Когда-то было больше. Ушли за ненадобностью. Только одно слово для самой концепции.

Она могла бы попросить… ну, о приеме в университет. Место в поэтическом салоне. Тейкскалаанский титул. И тейкскалаанское имя в придачу. Деньги; слава; восхищение. Она не могла попросить абсолютно ничего и остаться при этом лселским послом, и отвечать на почту, и распевать в тейкскалаанских пабах песню, для которой сама написала пару строчек, уже очень давно.

Ничто, чего касалась империя, не останется ее. И так уже очень немногое оставалось ее.

– Ваше сиятельство, – сказала Махит Дзмаре, – пожалуйста, отправьте меня домой, пока я еще хочу уехать.

– Не устаешь меня удивлять, – сказала Девятнадцать Тесло. – Ты уверена?

– Нет, – ответила Махит. – Потому и хочу, чтобы отправили меня вы. Я не уверена.

<Что ты вытворяешь?>

«Пытаюсь понять, кто мы. Что от нас осталось. Кем мы можем стать теперь».

***

Станция зависла под брюхом самой большой из рябых металлических планет без атмосферы, составлявших Лселскую систему, зависла идеально сбалансированной в гравитационном колодце между двумя звездами и четырьмя небесными телами. Казалась маленьким и тусклым тороидом, вращалась для поддержания внутренней температуры. Огрубевшая после солнечной радиации и бомбардировки мелкими частицами в течение четырнадцати поколений. Около тридцати тысяч человек, обитающих во тьме. Больше, если считать линии памяти. Как минимум одна из них недавно пыталась саботировать другую имаго-память и теперь ждет, к чему приведет ее покушение.

Махит наблюдала, как станция вплывает в поле зрения.