Память, что зовется империей

– Еще узнаешь, – ответила Девятнадцать Тесло довольная, как кошка. Затем обернулась к Махит, постучала пальцем по ее запястью над бинтами.

– Необязательно делать все, что он попросит, – сказала она и развернулась на каблуке к выходу раньше, чем Махит определилась, относится «он» к Хранителю Императорской Печати или самому Шесть Пути.

– Я благодарна вам за помощь в организации этой встречи, – сказала Махит Двадцать Девять Мосту, пытаясь хоть как-то взять происходящее под контроль. – И, надеюсь, мы не отвлекаем вас от отдыха.

Он растопырил пальцы у боков в тейкскалаанском жесте, который Махит поняла как беззаботность.

– Не в первый раз. Не для лселского посла и уж точно не для меня. Вперед, посол Дзмаре. Он выделил для вас целых полчаса.

Ну, конечно, Искандр побывал здесь раньше нее. Сулил вечную жизнь и непрерывность памяти. Махит поймала себя – возможно, впервые за всю жизнь – на том, как жалеет, что не знала Искандра получше. Что не до конца понимала, как он делал свой выбор. Но получателей имаго выбирают за психологическую совместимость с предшественником, и в начале партнерства – вот было бы у них побольше времени! – они с Искандром так быстро нашли общий язык. Так что она понимала.

Но Махит была одна, и виноват в этом Искандр. Виноваты оба Искандра: мертвец и пропавший имаго. Виноваты, пусть даже на Лселе был саботаж. Махит поклонилась от груди, оставила Три Саргасс развлекать (или пережить допрос) Двадцать Девять Моста и преодолела последнюю дверь между ней и императором Шесть Путем.

Только моргнув из-за изменившегося освещения – из-за позднего часа предыдущий зал затемнили, но приемная императора пылала под «рассветными лампами» полного спектра, – она вспомнила бурную реакцию своей лимбической системы из-за имаго на поэтическом банкете. Ее пронизала нервозность, словно она выходила перед экзаменаторами или к тайному возлюбленному, – и вот еще одна причина жалеть, что она не знала Искандра, что в ней не отдаются на постоянной основе остаточные образы его нейрохимической памяти.

Император сидел на диване, как самый обычный человек. Как старик, которому не спится ранним утром, – плечи еще более сгорбленные, чем на банкете, лицо осунувшееся и резкое. Кожа сероватая и прозрачная. Махит спросила себя, насколько же он болен – и чем: страдал ли от волны мелких недугов, обозначавших возраст, или это что-то хуже, глубже, рак или отказ органов. Судя по виду, она подозревала последнее. «Рассветные лампы» наверняка не давали ему провалиться в сон – освещение полного спектра имеет такой эффект на чутких людей, – но заодно окружали его мандалой солнечного сияния, нарочито напоминавшей, на взгляд Махит, императорский трон с лучами-копьями.

– Посол Дзмаре. – Он поманил ее к себе двумя пальцами.

– Ваше императорское величество. – Она подумала, не стоит ли преклонить колени, снова позволить императору обхватить ее вытянутые запястья своими горячечными руками. Ей хотелось, и в одном этом желании она нашла достаточно причин отмести импульс. Взамен расправила плечи и спросила:

– Позвольте присесть?

– Садись, – сказал Шесть Путь. – И ты, и Искандр слишком высокие, чтобы смотреть на вас снизу вверх.

– Я не он, – сказала Махит. Села на кресло, придвинутое к дивану. Некоторые «рассветные лампы», заметив присутствие еще одного живого человека, послушно пролили свет и на нее.

– Эзуазуакат уже доложила, что ты это говорила.

– Я не лгу, ваше величество.

– Нет. Не лжешь. Искандру не понадобилась бы чужая помощь в преодолении бюрократов.

– Прошу прощения, – начала Махит отважно, в качестве панацеи от ощущения, будто она вот-вот захлебнется. – Должно быть, трудно встретиться с преемником вашего друга. На Лселе для передачи имаго-линии существует психологическая поддержка.

– Неужели, – сказал император. Не столько вопрос, сколько приглашение продолжать.

Махит не была дурой и понимала, как собирают данные. Знала, что она ранена, вымотана, ошарашена культурным шоком, какому не видно конца, и беседует с человеком, который повелевает четвертью галактики, пусть и понемногу умирает; так и хотелось расколоться, как яйцу, и разлиться словами. Даже не имело смысла задумываться, какую роль сыграла хорошая техника допроса, а какую – отголосок доверия в лимбической системе.