- Ну, может парочку раз, прикладом… Зато я ехал на грузовике, в котором выхлопные газы не направлялись в кузов.
Теперь он невольно стиснул пальцы в кулак.
А чего ты, курва, ожидал, размышлял он, подпрыгивая на неудобном, жестком сидении ʺстараʺ. Ты же всю жизнь об этом знал. Не нужно было ждать, достаточно пойти к стадиону, поглядеть на стены, замалеванные аэрозольной краской: ʺЭй жиды-жидоба, у всей Польши от вас стыдобаʺ.
Или, к примеру, тот говнюк в автобусе у стадиона ʺЛегииʺ, не старше пятнадцати лет, с обритой наголо башкой. Уже цитированный стишок он перемежал громкими Sieg Heil. Пассажиры благожелательно улыбались: ну что вы, детям следует выкричаться…
ʺСтарʺ подскакивал на выбоинах. Пограничные переходы с Белоруссией были закрыты уже давно, здесь никто не ездил, если не считать машин, перевозящих депортированных. Он усмехнулся, ведь он ехал в комфортных условиях, кроме него ехало только два человека: пожилой мужчина и молодая девушка. Они не отзывались ни словом, уставив мертвые глаза прямо перед собой. Под подвернутым сзади брезентом, на лавке в самом конце кузова сидели два солдатика из эскорта.
Поездка длилась долго. Всю зимнюю ночь..
Рокот двигателя изменился, когда грузовик въехал в улочку приграничного городка. Заскрежетала коробка скоростей, машина закачалась на выбоинах. В конце концов, она остановилась, по жестяному кузову прошла легкая дрожь во время работы дизеля на холостом ходу.
Вспышка фонаря, сноп света скользит по ссутуленным фигурам, беспомощно щурящим глаза. Из поблескивающей дождевыми потоками темноты звучит последняя шуточка:
- Aufmachen (Конечная остановка)… Auschwitz! Juden raus!
Шутка не слишком оригинальная. Тем не менее, на миг он заколебался, парализованный внезапным бессилием, хотя и знал, что это все неправда. Что этот дебил просто насмехается.
Ночь и потоки дождя. В мокрой темноте маячит арамидовый шлем. Поблескивают влагой нитки рельс, теряющиеся в брусчатке; слышны окрики и вопли. Откуда я все это знаю? Пережил в предыдущей жизни? Быть может, это уже в наших генах; память поколений?
Собрав все силы, он направился в сторону брезентового клапана, совершенно забывая о мизерном узелке. Где-то на половине кузова ʺстараʺ поскользнулся, упал на колени, чувствуя, что подняться уже не сможет. Вставай, ведь все это неправда.
Это всего лишь депортация. Ты не первый и, наверняка, не последний. Хотя… Осталось уже мало кто, в последнее время хватают уже и еретиков. Когда евреев перестанет хватать, пригодится и еретик, а потом — наверняка — пойдут и коммуняки. Потому что педиков не депортируют, их лечат сексуальным воздержанием и трудом. А интересно, что они станут делать, когда останутся сами… Может, поделятся, и одна половина вывезет другую?
Рывок за плечо. Солдатик лично побеспокоился полезть в кузов, они ведь спешат. Хотят закончить работу — и в казармы, прочесть вечернюю молитвуи спать.
Он приготовился к тому, что его станут пихать. Никак не предвидел пинка, профессионально нанесенного, без какой-либо злости, просто для того, чтобы облегчить разгрузку. Валясь на мокрую, красную от позиционных огней мостовую, он успел вытянуть руки и амортизировать падение.
Когда поднялся, к нему вернулся страх. Подсознательный и иррациональный, который становится уделом всякого, кого вывозят на грузовике в ночь, кому приказывают высаживаться. Он огляделся по сторонам, чувствуя, как подгибаются под ним ноги.
Утихающий дождь в полосах прожекторов. Мостовая, блестящие влагой, накатанные рельсы. Да ведь это какая-то хренова посадочная площадка.
Лязг двери шоферской кабины, тихий разговор, слова понять невозможно. Тот, что помогал при разгрузке, уже спрыгнул с кузова, придерживая свисающий на поясе ʺбериллʺ. Вновь он посветил фонарем по лицам стоящих.
- Уже скоро… - утешительно буркнул солдат. В его голосе прозвучало нечто человеческое. Мол, сраная работа, пора завязывать…
Со стороны кабины кто-то подошел. Павел заставил себя не поворачиваться. Ему не хотелось показывать свой страх. Он глянул на стоящую рядом девушку, всматривающуюся пустыми глазами в ночь. Габаритные огни отражались на мокрой брусчатке и в ее темных глазах.