Но и Катрин тоже не угадала.
«А.К. пишет, что любовь есть закон. Его образ жизни не очень к тому располагает. Оргии с козлами и любовь разные вещи. М.б. он пишет это, чтобы люди видели в его словах что-то знакомое, испытывали эффект узнавания и больше доверяли ему».
Катрин перелистнула тетрадь ближе к началу. Чертеж пятиконечной звезды с какими-то треугольниками рядом с ее углами. «Рассматривать элементы как обособленные самости — неверно. Только в связи они порождают ***. Элементов в чистом виде нет. Пентаграмма иллюстр. связь. Вершина — Шин, священное пламя, не эфир. Шин не идентичен элементу пламени, разрушающему огню без вектора. Шин — это вектор. Высвобождение воли требует жертвы. Так мы получим черный Шин или белый Шин».
Что за?..
«12 лун. день, в час Солнца ***. Сандал и золото.!!!не подошло».
Линии, кружочки, объединенные непонятной схемой. «Баал». На следующей странице — другая схема и «Микаэль. MI-KA-EL! Кто как Бог? Я как Бог — я един с ним».
«Поиск приводит в тупик. Зачем нужна сила, если обладание ею доступно только для тех, кто более не желает ее применять? Как ядерная держава, для которой оружие — только гарант безопасности, а не реальное средство достижения господства».
Почерк ее мужа. Но представить, чтобы он написал такое даже в параллельной реальности, даже будучи в стельку пьяным, Катрин не могла совершенно.
Этот человек — делец до мозга костей, грубоватый, настроенчески перемежающийся между собственной неряшливостью и болезненной чистоплотностью, его кальсоны висят в их комнате на батарее, все в пятнах мази от боли в суставах, и он выбирает кошек для оформления кафе, потому что где-то услышал, что кошки — это модно, любитель командовать, поучать и всегда оставаться правым, чье единственное, казалось бы, достижение — выучить в совершенстве французский и сносно научить языку ее, Катрин… Рука этого человека выводила такие слова как «Баал» и «Микаэль», чертила сигилы и вела календарь лунных дней!
Проще поверить, что председатель ООН — рептилоид с планеты Нибиру.
— А, я поняла, — сказала Катрин вслух. — Снова галлюцинации. Ну, привет, я вас ждала.
— Что там? Что в тетради? — спросил Рауль, заинтригованный, полагая, что девушка видит нечто отличное от того, что видит он. Катрин и ухом не повела. Она пролистала тетрадь в конец, ожидая встретить дневниковые записи или распорядок дня, которые могли подсказать, где сейчас искать Максима, но не нашла ничего такого — только бледные философские размышления, начертанные карандашом.
Черт с ним, с мужем. Все равно объявится рано или поздно. Единственное, что, казалось бы, беспокоило Катрин, это то, что к их следующей встрече она устанет дуться за закрытие кафе без предупреждения; а значит, не получится качественно и в полной мере повинить Максима.
Она вернулась к их заведению, которое, конечно же, все еще неприветливо глазело на нее белой табличкой с красными буквами.
Под табличкой красовался стикер с надписью: «Мсье, когда выходить на работу? Позвоните мне. Марта». Их официантка. Значит, Максим не дал персоналу четких инструкций. Непохоже на него.
Катрин начала серьезно рассматривать вариант, что в Максима забрался пришелец, и теперь использует его тело как марионетку. Да, пришелец вполне мог исписать ту странную тетрадь.
Катрин вошла в здание. В ноздри тут же ворвался едкий, щекочущий запах отравы. Молодчики все-таки принялись за работу.
Она села за столик в углу безлюдного зала и снова открыла тетрадь. Тишина — так непривычно… в это время здесь всегда звучит музыка, обычная попса по радио, слышны звон тарелок и голоса посетителей. Сейчас она слышала только назойливое тиканье часов. Этот звук всегда ассоциировался у Катрин с похоронами; это вытекало из поверья, что часы останавливаются, когда кто-то умирает. Но, когда Оля умерла, часы в их доме не встали, их стрелки продолжали отмерять время уже до смерти старшей сестры, как до этого отмеряли время, отпущенное младшей. Да, в этом было что-то похоронное… и насмешливое. Будто бы в их тиканье слышался шепоток «мы те-бя пе-ре-жи-вем».
Катрин не выдержала, сняла часы со стены и вытащила батарейки. Циферблат впал в кому. Кто теперь смеется последним?
«Я заперт в пустоте», — исповедовалась ей тетрадь. — «Пустота обусловлена физическим телом, которое по определению не может быть пустым, оно полно мяса, жил, кишок и нервов, и мотор в моей груди задает им ритм существования.