Никта

22
18
20
22
24
26
28
30

Но оно пусто. Можно наполнить женщину ребенком…»

Катрин хмыкнула.

«…но как наполнить мужчину? Отец и сын — оба мужчины, на то им в Троицу дан святой дух, чтобы им было чем наполнять себя.

Если дух ушел, не попрощавшись, что остается? Пустота.

В сосуд может входить свет (сфирот) и тьма (клипот). Второе в тварном мире происходит легче первого. Свет ушел, мне остается быть пустым или темным. У меня нет сил, чтобы призывать свет самостоятельно. Мне остается ползать, чтобы доказать свету свою достойность, и надеяться на его возвращение».

Такие откровения не бросают где попало. Если он оставил дневник в отеле, то рассчитывал вернуться до того, как его комнату откроют запасным ключом.

Раздалась трель звонка, и Катрин вздрогнула от неожиданности.

Номер оказался незнаком ее телефонной книге. С надеждой, что это Стефан (ладно, так и быть — или Максим), она тихо сказала:

— Алло?

— Вы восхитительны, — отозвалась трубка. — Настолько, что я даже не ожидал.

— Кто это? — спросила Катрин, но, не успела она договорить, как запоздалое понимание само пришло к ней.

— Продолжайте в том же духе, — отозвался Оникс, не удосужившись дать ответ на вопрос. — Дивный новый мир ждет нас.

И он положил трубку, окончательно сбив Катрин с толку. Отчего он в таком восторге — узнал, что она заполучила странный дневник? Ну и радуйся, идиот, в нем все равно нет ничего понятного.

Нет, дело не в тетради… Оникс был пророком светлого будущего, которое, по его словам, лежало через заклание грешников. Значит, он думает, что Катрин уже помогла кому-то отбросить конькобежные принадлежности.

Призрак хохотнул.

— Сидишь, читаешь чужой дневник, внезапно раздается звонок, и странный незнакомец сообщает о выполнении предназначения. Интересная жизнь…

Чума на оба их дома! Еще и разбираться, что Оникс имел в виду — ну уж нет, увольте. Катрин перелистнула чуть раньше.

— Ты можешь читать по порядку или нет?! — воскликнул Рауль.

— Всегда читаю газеты и журналы с конца, — ответила Катрин, забывшись. — В прошлой жизни была япошкой.

— Ага, все-таки слышишь меня!