Никта

Стефан безмятежно улыбнулся, но Катрин не дала себя обмануть.

— Ты страдаешь. Ты улыбаешься людям, но твоя душа кричит от горя, которое нельзя выразить. Тебе просто некому его рассказать, потому что для всех остальных оно покажется мелким и ничего не стоящим. У них же кредиты, измены и проигрыши любимой команды… В футбол или хоккей, это все так важно! А тут ты со своим страданием, которое и объяснить-то толком не получается. Но я тебя понимаю, я сама такая.

— И что, все, кто родился со мной в один день, так же страдают?

— Только те, кто оказался слабее судьбы, и чьи семена с самого начала упали неплодородную почву.

— Какую такую почву?

— Семья. Воспитание. Этот квадрат обычно показывает на то, что в детстве человека сильно третировали… Властная фигура. Чаще родственник, — продолжила Катрин, постепенно отключая астролога и включая психолога. Что-то ей подсказывало, что она залезла слишком глубоко, и нужно было ответить на первый вопрос Стефана по-другому: «Да так… Мелкие неудачи этот твой Сатурн. Все пройдет, главное хорошенько постараться».

Стефан не отвечал.

— Мать, да?

Неуловимое мимическое движение. Будто краткий тик.

— И что станется, если все оставить как есть… если быть слабее судьбы?

— Человек может сломаться. А может начать ломать других, в иллюзии, что это удерживает его на плаву… Будет выплескивать свою ненависть на тех, кто вымещал когда-то негатив на нем самом. Иногда даже на тех, кто похож на его старых обидчиков.

Стефан резко поднялся, подошел к кривоногой тумбе, достал какие-то смятые распечатки и подал Катрин.

— Если хочешь понять человека, изучи лучше не гороскоп, а его творчество… Прочтешь позже. Я не смогу спокойно сидеть, зная, что ты прямо сейчас смеешься над моей писаниной.

Девушка покорно убрала листы себе в сумку.

— Все же тебе стоит обо всем этом подумать. Мне кажется, ключ к твоему бледному другу зарыт не так уж глубоко…

— Мне начало казаться, что он является вовсе не для того, чтобы устроить парад ненависти и тем самым навредить, — сказал Стефан. — Его услуги, конечно, все без исключения медвежьи, но он явно полагает со всей своей вурдалачьей наивностью, что мне так будет лучше.

— А он… пытался помочь?

Стефан озадачился, не будет ли признанием в преступлении то, если он расскажет, что его «ангел-хранитель» виновен в двух убийствах и, по меньшей мере, в одном покушении?

— Пытался, и очень бестолково. Подробности опустим, — теперь уже он взглянул на часы, снова усадив свой беспокойный организм на диван. — Наша беседа сгодится как аперитив для твоего рассказа? Я напомню, мы встретились как раз для того, чтобы я послушал твою историю… Потому что ты сказала, что это важно.

Из его холодного тона следовало, что высчитывать синастрию — карту совместимости — не имело смысла. По крайней мере, сегодня. Копание в мозгах никого не настраивает на романтический лад.