Никта

— Меня бы устраивало, если бы мы не разговаривали и дальше, но после того, как матушка отошла в мир иной, в Изабель то ли совесть проснулась, то ли что… Короче говоря, она начала мне названивать. Хорошо, что она живет за океаном и не может приходить ко мне лично, иначе у меня давно вскипел бы мозг.

— Так все-таки поссорились когда-то, раз не разговаривали?

Стефан вздохнул.

— Да говорю ж тебе, мы с ней не ругались. Мы вообще не замечали друг друга. Более того, у меня о ней совсем не сохранилось воспоминаний. Мы прожили под одной крышей четырнадцать лет — она съехала, когда мне было четырнадцать — но я о ней ничего не помню. Есть только смутные обрывки, вроде того, что когда я был совсем маленьким, она читала мне книжку… Это был «Волшебник страны Оз». Изабель осилила одну главу и сказала, чтобы дальше я читал сам. Потом, помнится, когда я был уже подростком, мы говорили о музыке, и ни капли не сошлись. Она в то время увлекалась немцами, один другого заунывнее. Angst, что еще сказать. Сейчас она слушает «нормальную» музыку, чему я безусловно рад… хотя на самом деле мне плевать. Ну и, я присутствовал на похоронах всех трех ее мужей, хотя плакал только на первых, за компанию… Мне было всего шестнадцать, а сестра пыталась дать мне русской водки, видя, как я убиваюсь горем. Она была к тому моменту уже совершенно пьяна. До сих пор помню ее лицо, пьяное, опухшее — перед моими глазами. Она странно пахла. «Давай по водочке?»

— И ты выпил?

— Нет. Да какая разница? Мой рассказ не об этом. Я это все говорил к тому, чтобы ты поняла, что у меня о моей сестре всего три воспоминания — книга, музыка и похороны. Я осознаю, что должен был каждый день видеть, как она уходит в школу, потом возвращается, встречается с подругами или красится перед свиданиями, как спорит с матерью из-за запаха сигарет или слишком короткой юбки… Но я ничего этого не помню, хоть и знаю, что такого не могло не быть. В моей голове — пустота. Как книги, которые я вижу на полке, я вижу их черенки с надписями «Учеба Изабель», «Ухажеры Изабель», «Завтраки с Изабель», «Пятна крови, которые менструирующая Изабель оставила на ободке унитаза и не стерла» — но я не могу открыть эти книги, пролистать, чтобы вспомнить какие-то слова или мысли, и посмотреть картинки… Этот человек для меня — зеро. А я не ставлю на зеро.

Катрин даже не знала, что на это сказать. Она ожидала услышать, максимум, «Моя сестра однажды взяла на выходные соковыжималку, не возвращает уже два месяца, и я на нее зол». В конце концов, она не предполагала, что этот человек вообще способен на такие словесные обороты. Открытие ее порадовало.

— Братьев не было? — спросила она, ощущая себя психоаналитиком на приеме. Стефан отрицательно покачал головой. — А отец?

— Я его не знал. К чему вопрос?

— Пытаюсь понять, кто этот бледный мужик, что приходит по твою душу. Для этого было бы неплохо сначала понять тебя самого.

Стефан задумался. Его внимание привлекли черные подтеки под потолком, которые он поначалу и не заметил, поскольку те неплохо маскировались под рисунок обоев. Но, на другой стене, сверху донизу выкрашенной карминной краской, никакого рисунка не было и не должно было быть. Соседи топят, что ли?

Катрин украдкой посмотрела на часы, прикидывая, сколько еще времени надо убалтывать Стефана, пока не будет возможно удивиться тому, как уже поздно, и как страшно возвращаться домой по темноте… Нет, не надо подвозить, она не хочет его утруждать. Лучше положить ее здесь, на коврике… На этом ужасном аляпистом ковре с гигантскими кругами и овалами. Но она согласна и на такой, если ей дадут простынку, чтоб укрыться.

К сожалению, до «поздно и страшно» оставалось по меньшей мере еще несколько часов, так что она спросила у собеседника дату и время рождения. Она доверяла гороскопам ненамного больше, чем таро, но за время работы у Бонне научилась мало-мальски в них разбираться, а сейчас гороскоп мог послужить подспорьем для выуживания информации.

— А зачем тебе? — спросил Стефан уже после того, как с его языка шпионской находкой сорвались все числа.

— Посчитаю твою натальную карту… Вдруг что прояснит.

Не успел Стефан выразить свое мнение на этот счет, как девушка вбила его данные в смартфон и принялась расписывать каждую планету и каждый дом с обстоятельностью самой занудной математички. Как ни странно, Стефан на ее рассказ никак не реагировал, он лишь глазел под потолок, то и дело щурясь и наклоняя голову, будто пытаясь что-то рассмотреть.

— Вот квадратура Луны с Сатурном — это плохо, — сказала Катрин и умолкла, наконец поняв, что раз Стефану интереснее разглядывать обои, чем натальную карту на ее экранчике, пора придумывать другую тему для разговора.

— Чем плохо-то? — спросил он. Катрин неожиданно смутилась, не зная, рассказать Стефану настоящую трактовку или выдумать более мягкую, но все же предпочла первый вариант, как более драматичный. Выше шанс получить порцию новых откровений.

— В прошлом этот квадрат называли печатью Дьявола. Вечная депрессия. Счастья не будет никогда.

— Да?