ДИКАЯ ОХОТА. КОЛЕСО

Однажды я точно так же останусь во всем живом. Уйду в землю, а сквозь меня будут прорастать травы… Я стану ими, буду тянуться к солнцу всей сутью своей — а ветер возьмет мои семена и унесет их далеко за море. Некоторые просыплются в воду, и я стану водой. Некоторые поднимутся так высоко, что соединятся с небом, со звездами, и я стану вечной. Смерти нет. Есть лишь продолжение…

Сердце билось мерно, гулко, дыхание было глубоким и спокойным. Ее тело заполнял покой и тишина. Ей казалось, что под кожей ее — необъятная темнота, в которой живут и умирают золотые звезды. Мара села на колени и склонилась над гладью, ловя на недвижимой поверхности собственное отражение. Пряди смоляных волос, свесившихся через плечо, нежно мазнули холодную воду. Ведьма глядела в собственные серые глаза и на дне зрачков видела те самые сполохи, гаснущие в воде.

Мы такие древние… Вечные и древние. Сколько же в нас памяти, сколько же в нас миров?..

Много, девочка.

Ведьма вздрогнула, оборачиваясь туда, откуда пришел образ. Прямо из темноты пещеры в самую ее душу глядели сияющие очи, такие же черные, как и вода в бездонном озере.

========== Глава 4. Разговор с древним ==========

Существу, глядящему на ведьму из полумрака пещеры, лет было едва ли не столько же, сколько самому первому дереву Гарварнских лесов. Мара тут же поднялась на ноги и низко поклонилась духу, не смея даже вновь взглянуть на него: фаралла не любили, когда те, кто имеют плоть и кровь, смотрели на них или делали лишние движения.

Подними глаза, дочь Бессмертного.

Мара вскинула голову, ощущая себя ничтожно маленькой в сравнении с древним духом. Существо было небольшого роста — но за каждой черточкой нечеловеческого лица ощущалась мощь ушедших столетий и немыслимая, пугающая сила. Фаралла мог играючи переломить ее разум, как ветер ломает тростник. Мог затянуть ее в плен своего сознания, просто глядя ей в глаза, и тогда она навеки бы осталась в паутине его видений, потерянная для реальности. Дух мог отобрать ее силы, выпить ее до самого донышка, сотворить из нее бездушную куклу…

Фаралла лишь смотрел, и в нем Мара ощущала покой. Сегодня она в безопасности.

Древний дух, воплощение вечного хаоса, из которого произрастает жизнь, появился в Гарварне сотни веков назад. Тогда здесь еще была пустошь — равнина, изобилующая травами и сетями быстрых речушек. Да горные хребты, взрезающие кожу земли. Но когда фаралла явились, из темных недр ввысь начали тянуться первые несмелые росточки, с каждым годом поднимающиеся все выше, обрастающие корой и переплетениями ветвей. Фаралла считались хранителями дикой, естественной силы — и Мара знала: во всем лесу Гарварны их осталось всего трое. Постепенно фаралла уходили к Бессмертному, считая, что их миссия на земле завершается. Диких уголков оставалось все меньше, и древние духи один за другим отдавали лесу самих себя — когда Бессмертный забирал их, колоссальная энергия, скопившаяся внутри оболочки фаралла, рассеивалась, наполняя все живое вокруг. Мара слышала, что точно так же гибнут звезды — но все же в это было сложно поверить. Впрочем, люди не верят в духов — и что же с того?

Будто свитый из черного тумана тонкий усик потянулся к лицу Мары. Женщина даже не дернулась, когда он коснулся ее лба — хотя ощущения были жуткие. Казалось, будто сквозь тело пропустили тысячи крохотных иголочек, ледяных кристалликов, которые не расплавит даже жаркое летнее солнце. И вместе с тем привычная, драгоценная пустота в сердце начала утекать песком, прямо к черному туману, подпитывая его. Фаралла убрал свою своеобразную руку от ее лица, одобрительно что-то хмыкнув, и ведьма чуть не упала ничком, чудом удержавшись на ногах. Если одно прикосновение духа настолько сильно подкашивало ее, то что же будет, если дух решит однажды выпить ее?

Бесплотное существо наконец подошло ближе, и ведьма смогла рассмотреть его получше — если только тьму можно было видеть. У фаралла были черные глаза, цепкие, живые — и звериные. Мара знала, что всякий зверь и всякая птица примут духа за своего, стоило тому только появиться на территории животного. Древние были инстинктивны. Они не жили по законам смертных и бессмертных. Они жили по своим собственным правилам.

Тело духа постоянно меняло свои очертания — весь он состоял из черных туманных витков, таких густых, что они почти заменяли ему плоть. И только лицо оставалось все тем же, и на нем не отражалось ни одно чувство, ни одна эмоция. Только глаза выдавали, что фаралла что-то ощущает.

Существо, чье тело больше всего напоминало тело хищной кошки, опустилось рядом с Марой и вольготно растянулось на полу. Ведьме отчаянно хотелось зачерпнуть рукой этот черный туман, узнать, какой он на ощупь — но, вспомнив прикосновение фаралла, женщина остыла. Погоди, ведьма, доиграешься — он тебя так потрогает, что разум с телом не соберешь.

Дух, казалось, не услышала ее мысли — или же сделал вид. Глаза фаралла чуть сощурились.

— Ты спрашивала, сколько в нас памяти, дочь Бессмертного. — дух помедлил. Его голос, песнь былого, нынешнего и будущего, дробился в пещере эхом, словно падающая с высоты вода разбивалась о камни, — Я скажу тебе. Ты — ты помнишь мир с самого начала. Как и все, в ком есть пустота. Ты знаешь столько всего, дочь Бессмертного… Но ты забыла.

Свистящий шепот скользнул по коже, и Мара оцепенела. Она не боялась фаралла, нет. Но внутри нее, где-то глубоко в сердце, пульсировал тревожным комком первобытный ужас. Ведьма удерживала его, не позволяя ему охватить всю себя — фаралла очень любили играть так. Как только страх проникнет в каждую клеточку тела, бесплотный дух выпивал разум и душу того несчастного, кто не сумел проконтролировать себя самого. Одним лишь прикосновением фаралла отнимал у жертвы все — и делал это легко, спокойно, не раздумывая, кто перед ним: бедняк, старый маг или сам король. Вокруг существа сияла тьма. Не зло, нет — всего лишь тьма. Но и этого было довольно.

— Что забыла, древний? — голос звучал мягко, но уверенно. А внутри дрожали натянутые до предела струны — и если их подтянуть еще совсем чуть-чуть, они лопнут, одна за другой. Это была игра. И Мара с каким-то странным удивлением осознала, что эта игра нравится ей.

Посмотрим, кто кого.