Но страх пришел помимо воли… Вдали вновь послышалось хлюпанье. Прозору померещилось, что там неторопливо лопаются тяжелые вязкие пузыри. Будто в огромном котле закипает-забулькивает густое варево.
Пробил озноб. Прозор и не предполагал, что станет так жутко. Неожиданность и неведомость — страшные вещи для взрослого охотника, что уж говорить о маленьком мальчишке. Загудело… Порыв ветра с глубины топи донес до носа Прозора мерзкий сладковатый и неистребимый запах. Да что там запах! Вонь! Несло падалью….
Да какое там падалью! Этого мало! Казалось, что там, в середине болота, разом всплыли десятки… сотни трупов и туш павших животных! Прозора замутило, закружилась голова, к горлу подкатилась тошнота. Такого он не ожидал! Все что угодно, только не эта невыразимая вонь… Мальчишка чуть было не дал деру, да вот вспомнил, что из круга выходить нельзя. Ни при каких условиях! Подошло время нечисти. Прозор это знал….
Неожиданно в кустах папоротника засверкала искорка слабенького, чуть видного огонька.
«Цвет! Вот он! — ожгла мысль. — Щас я его!..»
Заткнув нос подолом, чтоб хоть как-то ослабить невыносимый дух, Прозор застыл в ожидании — когда цвет войдет в силу, заиграет. Главное — не прозевать!
Со стороны Гнилой Топи неслось мерное хлюпанье: будто множество ног месило непролазную грязь. Скосив глаз, Прозор увидел, что к берегам движутся колышущиеся зыбкие тени. Мальчишку пробрало, он окаменел…
«Не боятся! Главное — не боятся! Я в кругу! Ничего со мной не будет! — мелькали обрывки мыслей. — Не смотреть! Круг-оберег спасет!»
Но против воли Прозор исподтишка косил глаза, стараясь оставить голову недвижной.
Тени приближались, и вскоре Прозор смог различить, что это люди. Да, это были люди… Но какие! Страшные, обезображенные тлением мужские и женские трупы. Дети… На них надета необычно-диковинная, у иных сгнившая и свисающая лохмами одежда. Прозор мог поклясться, что он никогда не видел столь странных одеяний. В его мире так не одеваются. И заморские купцы такое не носят, и мореходы…
В головах иных мертвецов Прозор заметил почерневшие дыры. На них черными сгустками застыла кровь. У других же, маленькие страшные дырочки шли по синюшной плоти ровными рядами. Это видно сквозь истлевшую рухлядь. Трупы тяжело шли из глубин болота, бредя по затянутым ряской омутам. Они медленно приближались к береговым валунам. Мертвецы не тонули. Наверно, не могли…
А меж тем, цвет папоротника зашевелился, заиграл. Все, как рассказывал отец Беляны. Вот-вот его надо рвать, он распускается! Будет поздно! Уйдет! Нельзя пропустить этот миг!
Прозор протянул руку к цветку. Немного задержал, и… И не совладал — сорвал набухшую почку… Раздался треск, из почки посыпались золотистые искорки. Заветный цвет оказался в руке Прозора.
Рано… Рано… Поспешил…Но как бы там не было — цвет у него в руке. А это уже что-то… И сделанного не воротишь.
Все так же зажав нос плотнейшей холстиной и стараясь дышать ртом, Прозор с торжеством взглянул на болото. Но… Людским останкам безразлично, что он сделал. Они подошли почти к краю — дальше шло сухое место — и застыли. Казалось, их держит невидимая черта. Лица покойников исказились. Прозору показалось, что в их глазах сквозит отчаяние и наворачиваются слезы. Мертвые в бессилии протягивали к берегу руки. Будто пытались отодвинуть неведомую грань. Но преграда, держащая их, была слишком сильна. Вскоре весь край болота заполнился покойниками. У Прозора лязгали зубы. Оторваться от жуткого зрелища не хватало сил. Ближние трупы смотрели сквозь него немигающими глазами. Они его не видели — он им не нужен. Им нужно другое, но что?.. Прозор этого не знал…
Тем временем из глубины топи до берега донеслись непонятные, странные звуки. Раздались обрывки незнакомых слов, крики — перемежаемые стонами и воплями. Послышались сухие редкие щелчки — будто по сухостою стучат палкой. Такие же щелчки — только частые: будто быстро-быстро барабанит дятел. К смердящему запаху падали примешался еще один — дымный и вонючий. С непонятной кислотой. Над болотом поплыли сизые пласты неведомой вони…
Светало… Лес за спиной Прозора пробудился. Пропела ранняя птица…
Мертвые развернулись и, склонив головы, тихонько побрели назад — в топь, из которой вышли. В ее сердце, в середину… Почти у каждого на спине Прозор увидел страшную рану. Будто кто-то выгрыз из плоти кусок мяса. В такую дыру поместился бы кулак взрослого мужчины.
Рассвело. Мертвяки ушли. Исчез смрад и сизые обрывки кислого дыма. Затихли стоны. Начался день.
Прозор лихорадочно собрался. Бережливо завернул папоротников цвет в холстину. Внимательно огляделся. Опасности нет — можно уходить… Прозор припустил так, что только сверкали пятки! Ему всё казалось, что не все мертвяки ушли в болото, и кто-то из них нарочно остался, чтоб догнать его и утащить с собой, чтобы он тоже потом стоял у края топи и отчаянно смотрел на берег, не в силах выйти. С той поры Прозору иногда снились страшные сны. В них он шел по болоту, проваливался в него по колено, по пояс, и тогда его хватали холодные костистые руки и тянули к себе, на дно… Прозор с криком просыпался, гулко стучало сердце и боль ломила голову. Не один ведун не мог избавить Прозора от страшных снов…
ebooksa