— О чем ты, Секунд? Какой стыд у римлян?
— Никакого!
Вскочил, шеей узкой дернул, пальцами длинными хрустнул. Ого!
— Никакого, прекрасная Папия! Только не Помпеи — «волчатник», весь Рим — «волчатник». Клоака, грязный лупанарий! И если мы погибнем, если боги от нас отступятся, так нам и надо!
Ого — еще раз. Знакомо, знакомо! Интересно, не родич ли Секунд сиятельному Гнею Юлию Цезарю Агенобарбу?
— Сулла, этот негодяй!.. Он — убийца и нарушитель законов, но даже это не самое страшное. Он растлил Рим — своими продажными девками, своими грязными мальчишками. Так и сдох, покрытый прыщами и язвами!
Уже не ох — ух! А ведь этот паренек — римлянин, настоящий, потомственный. Видать, и таких Волчица допекла! Развел руками, улыбнулся виновато:
— Извини, прекрасная Папия! Как говорится, молчи, язык, хлеба дам, но ты — друг Сертория, ты тоже с нами. Почему он медлит, почему не возвращается? Сейчас самое время, без своего Суллы эти мерзавцы перессорились...
Отвернулась я, чтобы взглядом с ним не встречаться. Спрашивай, римлянин, спрашивай, а я сейчас маслица в огонь подбавлю. Все ты мне расскажешь, все! Может, и зачтется тебе, когда таких, с кольцами, станут к крестам приколачивать. А здорово, когда у врагов твоих — раздрай!
Гнев и ненависть — они золота надежней.
— Не горячись, мой Секунд. Серторий не может рисковать жизнью своих друзей — и твоей тоже. В Риме стоят два консульских легиона, лучшие войска. Что будет, когда мы высадимся в Остии?
— Два легиона? — Паренек даже растерялся. — Серторию так сообщили? Прекрасная Папия, его обманули, никаких легионов в Риме нет. Клавдию Глабру пришлось взять городские когорты, потому что больше и брать нечего. Я знаю точно, мой дядя пропретор Сицилии
Присела я поудобнее, улыбнулась — да и слушать приготовилась. Пошла вода по акведуку!
Когда к нам — через четыре моря, через три реки — доходили вести об очередной римской резне, мы, последние бойцы Спартака, поначалу чуть ли не праздники устраивали. Что, римляне, гордые квириты, кто из нас лучший гладиатор, кому на арене самое место? Подумаешь, «галл» против «фракийцев», экая невидаль! Цезарь против Помпея, Антоний против Брута, Гай Октавий против Антония — вот это пары! Сбегайся, народ, не пропусти такого: Рим, Великий Рим зрелищем невиданным уцелевших спартаковцев тешит. Режьтесь, враги, насмерть режьтесь — и никакой пощады! Умри, враг наш Цезарь, умри, Помпей, умри, Антоний, умрите все на проклятой римской арене. Это вам не пленных вдоль Аппиевой дороги распинать! Об заклад бились, затертые сестерции выигрывали...
Страшна ты, ненависть, нет тебе границ!
А потом... Потом словно поняли что-то. Нет, не «словно», просто поняли.
За окном — пыльная улица, за окном — ранний вечер. Оживают Помпеи, народом полнятся. Где только весь день прятались? В таберне, что напротив, двери отворились, из окна — девица в тунике розовой смотрит, прохожим улыбается, разносчики взад-вперед бегают, товарец свой выхваляют.
А в небе — ласточки пятнышками черными. Высоко летают, к хорошей погоде. Что они видят оттуда, с небес.
— Проследил, Аякс?
— Да чего следить-то, госпожа Папия? Непуганый он, римлянин, не оглядывался даже.
ebooksa