— Открою тебе секрет, Алексей, — сказал Владимир. — Люди вообще по природе своей не способны меняться, они лишь приобретают опыт и под гнетом обстоятельств меняют маски, а в душе остаются прежними!
— Очень жаль, что ты так считаешь, братец! — вздохнул Орлов. — Но, так или иначе, я тебя предупредил!
— Как тебе будет угодно, — высокомерно произнес Волков и отвел взгляд. — Если что, ты знаешь, где меня найти, и я всегда к твоим услугам! Честь имею. — С этими словами молодой дворянин коротко кивнул и, ни слова больше не говоря, двинулся прочь.
Глава 4. Белое безмолвие
Вокруг белым-бело. Девственный снег, казалось не тронутый даже лапами зверей, покрывал землю, создавая глубокие и рыхлые сугробы. Окутывал он и деревья — величественные сосны, повидавшие многое на своем веку. Их стволы, вырываясь из ледяного плена, будто в мольбе или преклонении, тянулись к утреннему голубому и безмятежному небу, но кроны были сплошь укутаны пушистыми снежинками, и ни небо, ни, тем более, тусклое зимнее солнце не слышали их молитв. Везде вокруг царило настоящее белое безмолвие и лишь художник-ветер, проносящийся между деревьями и ваяющий скульптуры из сугробов, изредка осмеливался нарушать эту идиллию. Но вдруг резкий звук разорвал покой белого леса.
— Вперед!.. Давай!.. Быстрее!.. — раздалась русская речь, и из чащи леса выскочил конь, на котором сидел человек в сером полушубке и шапке из волчьей шкуры.
— Ну же, родимый, выноси! — вновь закричал всадник.
И вороной жеребец, пронзая глубокие сугробы, с трудом понесся вперед, взбираясь на холм. Его копыта тонули в снегу, каждый шаг по замерзшему лесу давался животному с большим трудом, поскольку он не привык скакать по сугробам, да и всадник гнал его всю ночь, не давая передышки, поэтому конь был вымотан, но хозяин не унимался.
— Давай, родимый, давай! — заревел человек, и зверь — его покорный раб, дернулся вперед, прилагая последние усилия, чтобы взобраться на заснеженный холм.
И у него получилось, он это сделал, проваливаясь в снег, жеребец все же взял препятствие. Но на большее сил у него уже не хватило, они покинули зверя, и передние копыта его подкосились. Не теряя ни секунды, человек соскочил с верного раба и сделал это вовремя, поскольку, жалобно заржав, конь упал набок.
Волков с сочувствием посмотрел на своего недолгого товарища, что вывел его из лагеря Айеши и потянул за уздечку, но тот отказывался подыматься. Зверь глубоко дышал, смотрел на человека темными блестящими глазами и, по-видимому, готовился отдать душу своему лошадиному богу.
— Прости, — произнес Владимир и, опустившись на колени, погладил коня по гриве. — Но ты же понимаешь, что мне надо было выиграть время и как можно дальше убежать от лагеря этих змеиных отпрысков.
Но жеребец, видимо, не знал русской речи. Его большие влажные глаза с непониманием смотрели на своего недолгого хозяина и будто спрашивали его — почему? почему он оказался так жесток к верному рабу?
— Прости, — повторил Владимир. — Но либо ты, либо я! А у меня остались еще долги на этом свете, которые я должен воздать!
Конь жалобно заржал на эти непонятные человеческие оправдания и прикрыл глаза, но больше уже не открывал их, поскольку сердце его перестало биться.
— Ну, вот и еще одна невинная смерть на моей совести, — скривился Волков.
Затем он отвязал от седла мертвого жеребца заплечную сумку, в которой находились припасы, монгольский лук с колчаном чернооперенных стрел и самое ценное, что у него оставалось — сапфировую шпагу Мартина и, перекинув все это за спину, побрел вперед, глубоко проваливаясь в свежий снег. На мертвого коня, что вынес его из лагеря Айеши и что без продыху нес его всю ночь, Владимир даже и не взглянул.
— Видимо, наш старый друг Тенгри совсем потерял рассудок от своих дурман-травок, раз решился на подобное, — презрительно фыркнул Шинь Си Ди. — Ну что ж, он заплатит за свою дерзость!
Хан племени Айеши стоял в центре главной юрты. Вокруг него в раболепных позах суетились слуги, надевая на повелителя латы. Ноги вожака племени уже покрывали стальные сапоги, и сейчас он раскинул руки в стороны, чтобы рабы надели на него нагрудник из вороненой стали.
— Негоже владыке племени направлять свой гнев против посланника Духов, — покачал головой Джау Кан. — Это грех, за который Духи могут лишить нас своего расположения!
ebooksa