Старый монгол находился напротив хана вместе с другими приближенными, но, в отличии от них, стоял в полный рост, а не опирался на одно колено, и говорил с повелителем племени прямо.
— Так ты считаешь, что это Духи надоумили двуличного шамана помочь Урусу бежать? — удивился Шинь Си Ди.
— Да, — кивнул Джау Кан. — Я знавал Тенгри еще до твоего рождения, мой хан, но даже тогда он не делал ничего по собственной воле или из личной симпатии — все лишь по велению Духов!
— Не значит ли это, что Духи уже отвернулись от нас, даровав свободу грязному Урусу?
— Не думаю, мой хан, — покачал головой старый монгол. — Скорее Духи жаждут Дикой Охоты, чтобы повеселить себя и насладится смертью нашего везучего Уруса. Или, возможно, они в очередной раз хотят испытать тебя, мой хан, чтобы проверить, достоин ли ты стать именно тем ханом, что однажды покорит всех детей чужих богов и вернет Землю ее истинным хозяевам — нашим отцам и их детям!
— Умеешь же ты убедить, Джау Кан, — опустив руки, уже облаченные в латные рукавицы, молвил Шинь Си Ди. Грудь его теперь тоже покрывал вороненый доспех.
— Да, — улыбнувшись лишь краешком губ, отчего длинные усы, свисающие по бокам, слегка дернулись, кивнул старый монгол. — И это именно так, иначе этой ночью Урус выпустил бы тебе кишки, мой повелитель! Но как видишь, Духи не допустили этого.
При упоминании этих подробностей и без того непривлекательное лицо Шинь Си Ди, помеченное шрамом лезвия сапфировой шпаги, исказилось от гнева, а змеиные зрачки сузились.
— Поверить не могу, — проскрежетал хан Айеши, хватаясь за эфес черного ятагана. — Этот наглец пробрался ко мне в юрту и хозяйничал в ней, — Шинь Си Ди взмахнул клинком, отчего рабы в страхе попятились назад и даже приближенные воины с опаской поглядели на повелителя, — он выкрал мой трофей — эту сапфировую иголку, что отведала крови наших отцов и что забрала ни одну жизнь наших сородичей!.. — В гневе вождь племени резко развернулся и обрушил черный ятаган на ни в чем не повинную деревянную полку с трофеями поверженных им воинов, отчего те разлетелись в стороны. Послушные рабы тут же кинулись собирать упавшие на ковер предметы.
— Но что гневит меня больше всего, — продолжил Шинь Си Ди, — так это то, что у Уруса был отличный шанс умертвить и меня!
Змеиные зрачки вожака племени Айеши блеснули недобрым пламенем, и в следующую секунду черный ятаган вдруг выскочил вперед и вонзился в спину покорного раба, подбирающего с пола казацкую шашку. Вороненый клинок пронзил слугу насквозь и вышел у него из груди, весь покрытый кровью. Все произошло так быстро, что бедолага, подвернувшийся под горячую руку, успел издать лишь легкий стон, после чего его глаза закрылись навеке. А Шинь Си Ди вытащил клинок и, отпихнув труп, вновь повернулся к Джау Кану и остальным, покорно молчавшим приближенным и продолжил:
— Поверить не могу, он был здесь, и я был полностью в его власти! Отчего же он не воспользовался этим, мой верный наставник?
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, то ответил бы тебе, мой хан, — произнес старый монгол и слегка улыбнулся. — Но я спал, как и все остальные Айеши, под действием зелья Тенгри… Но думаю, что это добрый знак!
— Добрый? — удивился хан, отчего тонкие линии зрачков слегка расширились.
— Именно, — кивнул Джау Кан. — Это знак, что Духи защищают тебя, мой повелитель! Это знак, что они жаждут Дикой Охоты, чтобы посмотреть на то, как мы загоним нашего доброго Уруса, после чего твой ятаган навеке прервет его жизненный путь!
Шинь Си Ди зло ухмыльнулся, после чего взял с пьедестала черный шлем и, одев его на голову, вновь повернулся к Джау Кану и приближенным:
— Так начнется же Дикая Охота! — молвил он и опустил забрало вороненого шлема, так сильно напоминающего морду ощетинившейся наги.
Владимир Волков в полном одиночестве брел по заснеженному сибирскому лесу. Иногда он переходил на бег, но лишь ненадолго. Идти на своих двоих по белому покрывалу, укутавшему землю, было делом не легким, а бежать оказалось делом куда более сложным. Тяжелые сапоги глубоко проваливались в сугробы, ноги вязли в ледяной крупе и быстро уставали. Казалось, будто сама природа ополчилась против беглого раба Айеши, не давая ему уйти далеко. Даже воздух не проявлял милости: при беге дыхание Владимира быстро сбивалось, отчему ему приходилось глубоко дышать и при каждом вздохе безжалостный морозный воздух впивался в горло миллионами невидимых игл. Но так он хотя бы не чувствовал холода, что подступал каждый раз, когда человек замедлял бег. Поэтому, приходя в себя и восстанавливая дыхание, Волков вновь принимался бежать, бежать, проваливаясь в снег, бежать из последних сил, бежать, только бы погоня не настигла его.
А погоня уже шла по следу, и Владимир знал это. Он чувствовал это, как дикий зверь чувствует, что по его следу идут охотники, он чуял их, как волк чует собак, преследующих его.
Сколько же времени он выиграл? Владимир не знал этого, он мог лишь догадываться. Наверняка, зелье старого татарского шамана со странным именем Тенгри погрузило в сон племя змееглазых лишь до утра. И, конечно же, пробудившись и поняв, что произошло, Шинь Си Ди тут же организовал погоню, которая сейчас неуклонно движется по его следу. Кони Айеши быстры и выносливы, а монголы знают эти леса, как свои пять пальцев, как и обходные тропы, по которым можно скакать, щадя лошадей и не проваливаясь глубоко в снег. Как раз таких троп Волков и не знал, и потому он гнал жеребца без жалости и загнал его насмерть. И это была ошибка — огромная ошибка, которая теперь может стоить всего! Выигранное у преследователей время утрачено безвозвратно, конники в любом случае догонят пешего беглеца.