Институт

— И на бенгальский огонь, — сказал Люк. — Они должны смотреть на него, потому что это триггер.

— В смысле?

— Не важно. Засыпай.

— Не думаю, что смогу.

— Попытайся.

Люк обнял Эйвери и уставился в потолок. Он вспомнил старую блюзовую песню, которую ему иногда пела мама: Я была твоей с самого начала, ты забрал моё сердце. Ты взял лучшее, так какого чёрта, теперь давай малыш, отдохни.

Люк всё больше убеждался, что именно для этого они здесь и были: чтобы у них забрали всё лучшее. Здесь их превратили в оружие, которое будет использоваться, пока не исчерпает себя. Затем они отправятся в заднюю половину Задней Половины, к жужжанию… чем бы оно ни было.

Такого не бывает, сказал он себе. Но люди сказали бы, что таких мест, как Институт, тоже не бывает — уж точно не в Америке; а если и бывают, то мир узнал бы о них, потому что в наши дни ничего нельзя утаить — кто-нибудь бы проболтался. И всё же он был здесь. Они были здесь. Воспоминание о Гарри Кроссе, бьющемся в судорогах на полу в столовой и пускающем пену изо рта, — было ужасным; вид этой маленькой безобидной девочки с вывернутой головой, уставившейся стеклянными глазами в пустоту, — был ещё хуже, но ничто не могло быть ужаснее, чем сознание, постоянно подвергающееся атаке, пока оно, наконец, не станет частью пчелиного жужжания. По словам Эйвестера, именно это почти случилось с Айрис сегодня ночью, и скоро случится с Ники, покорителем всех женских сердец, и с остряком Джорджем.

И с Калишей.

Люк наконец заснул. Когда он проснулся, завтрак остался уже далеко позади, и он был один в кровати. Люк выбежал в коридор и влетел в комнату Эйвери, уверенный, что там будет пусто, но плакаты по-прежнему висели на стенах, а фигурки «Джи-Ай-Джо» стояли на комоде, — сегодня, изображая бой.

Люк вздохнул с облегчением, а затем съёжился, когда его шлёпнули по затылку. Он обернулся и увидел Вайнону (фамилия: Бриггс).

— Надень-ка что-нибудь, молодой человек. У меня нет никакого желания смотреть на мужчину в трусах, по крайней мере, если он младше двадцати двух и не подкачан. К тебе это не относится.

Она подождала, пока он уйдёт. Люк показал ей палец (ладно, пусть он прятал его, держа перед грудью, но всё равно было приятно) и вернулся в свою комнату, чтобы одеться. В дальнем конце коридора, где он переходил в следующий коридор, Люк увидел тележку для белья «Дандукс». Её могла прикатить Джолин или другая экономка, которая помогала справиться с наплывом «гостей», но он знал, что это Морин. Он мог чувствовать её. Она вернулась.

8

Когда он увидел её пятнадцать минут спустя, он подумал, что эта женщина больна, как никогда.

Она прибиралась в комнате близнецов, снимая плакаты диснеевских принцев и принцесс и аккуратно складывая в картонную коробку. Кровати маленьких Г были уже разобраны, а простыни сложены в тележку с другим грязным бельём, которое Морин уже успела собрать.

— Где Герда? — спросил Люк. Ему также было интересно, где Грета и Гарри, не говоря уж об остальных, кто мог умереть от их сраных экспериментов. Может, у них тут есть крематорий в этом гадюшнике? Например, на уровне «Е»? Если так, то у них, должно быть, стояли самые современные фильтры, иначе он почувствовал бы запах от сжигания детей.

— Не спрашивай и я не буду тебе лгать. Не мешай, парень, иди, куда шёл. — Её голос был скрипучим и сухим, пренебрежительным, но всё это было показухой. Даже от слабой телепатии была своя польза.

В столовой Люк взял яблоко из вазы с фруктами и пачку сладких сигарет (КУРИ, КАК ТВОЙ ОТЕЦ) из торгового автомата. Из-за сигарет он почувствовал, как ему не хватает Калиши, но в то же время ощутил себя рядом с ней. Он вышел на игровую площадку, где было восемь-десять детей — фул-хаус по сравнению с тем, что было, когда привезли Люка. Эйвери сидел на одном из матов, разложенных вокруг батута, опустив голову на грудь, глаза закрыты — он дремал. Люк не был удивлён. У мелкого засранца была тяжёлая ночь.

Кто-то хлопнул его по плечу, сильно, но без враждебности. Люк повернулся и увидел Стиви Уиппла, одного из новичков.