– Попробую.
Они вышли в подъезд. Андрей запер дверь квартиры и отдал ключи.
– Телефон лучше выбрось. Приедешь на место, попросишь у кого- нибудь и обязательно мне позвони. Я буду ждать, – сказал он на прощание.
Гарик вырулил со двора на автомобиле Андрея. В последний миг взглянул в зеркало заднего вида. Друг стоял под дождем, ссутулившись, с угрюмым выражением лица. Подумал, что вряд ли они еще увидятся – по крайней мере, в этой жизни.
Город выглядел серым и неуютным под свинцовым октябрьским небом. Поток машин, мчащихся по дорогам, разбрызгивал в стороны лужи, заставляя пешеходов отскакивать от обочин. Гарик ехал, как в тумане. Сквозь несмолкающий звон в ушах до него доносились раздраженные гудки. Наверное, что-то он делал неправильно, но не мог понять, что. Однажды заметил, что проскочил «на красный», уже минуя светофор на противоположной стороне перекрестка. Едва успел затормозить на пешеходном переходе, чуть не раздавив толпу людей. Когда городские джунгли остались позади, вздохнул с облегчением. На загородном шоссе ехать стало проще: меньше риска сбить кого-то, и светофоров нет. Ему хотелось поскорее добраться до Окунево. Там живет Артамир, который помог ему в прошлый раз. Вдруг и теперь сумеет найти способ спасти его? Но преодолеть бездорожье, размытое затяжными осенними дождями, оказалось непросто. И хотя у Андрея тоже был мощный джип с огромными колесами, он то и дело рисковал забуксовать в черной вязкой гуще. Мотор ревел, как бешеный бык, от мокрого капота валил пар, и, в конце концов, джип сел на днище в глубокой колее, развороченной тракторными колесами, примерно в десяти километрах от Окунево. Гарик и не подумал остаться на месте в ожидании помощи. Сидеть без движения было невыносимо. Он выбрался, провалившись в грязное месиво до середины голени, и, забыв даже заглушить двигатель, заковылял вперед. Осенний дождь моросил без остановки все три часа, пока он шел к деревне, вымочив до нитки всю одежду. Но, как ни странно, от этого стало легче. Холодная ткань, липнущая к телу, и струи воды, стекающие по лицу, притупили разрывающую голову боль, охладили разгоряченный мозг.
На улицу Центральную Гарик вышел к вечеру, совершенно обессиленный. Светлый песок, которым была устлана дорога, хрустел под ногами, как снег. Ботинки, густо облепленные грязью, оставляли на нем черные следы. Вокруг не было ни души. Лишь за дощатыми заборами иногда лаяли собаки, но выходило у них не зло, а будто «для галочки». Наверное, сидели, дрожа от сырости, в своих будках и, почуяв постороннего, высовывали грустные морды под дождь, тявкали пару раз и прятались обратно.
В доме Артамира горел свет, заметный в широких щелях ставень. Это радовало. Измученный Гарик заколотил в хлипкую калитку, будто умирающий, добравшийся до спасительного пристанища. Долго никто не открывал. Потом послышался скрип двери, и знакомый старческий голос крикнул настороженно:
– Кто там?
– Баба Лида, это Гарик! – Он вдруг испугался, что она его не вспомнит. Ведь прошло с тех пор больше девяти лет! Но шаркающие шаги приблизились к калитке, и ему открыли. Баба Лида выглядела почти такой же, какой он ее запомнил, лишь чуть съежилась, уменьшилась, будто усохла. Лицо пожелтело и стало похоже на изюм. Она взглянула на него прищуренными, глубоко провалившимися глазами, вдруг потрясенно раскрывшимися, пожевала губами, произнесла:
– Входи, милый.
– Артамир дома? – спросил, следуя за ней.
– Нет, он давно в город переехал. Одна я теперь.
– Как? – надежда на помощь рухнула.
– А ты будто не знал? – Она обернулась, и вид у нее был озадаченный.
– Откуда мне знать? – убитым голосом ответил Гарик.
– Так женился он. Давно уж. Там теперь живет, с ней.
– Женился – это хорошо. А вас-то одну почему бросил?
– Так зовут к себе. А я не могу. Знаю, что умру там сразу. А тут поживу еще. Мне земля здесь силы дает.
– Я за помощью к нему приехал. Плохо мне, баба Лида. Не могу терпеть, как плохо!
– Так вижу. Бес в тебе. Ты зачем его опять пустил-то?