– Воды.
– Раньше об этом надо было думать, нет?
Но воду ей принесли. Они бы не посмели оставить ее без воды.
Она выпила половину, а остальное выплеснула женщине в лицо.
Через час дверь снова открылась, и ее заставили выйти из камеры, повели по узкому коридору, через крутящиеся двери, в другой коридор. А потом в комнату.
Теперь эти комнаты ей были знакомы. Ни окон. Никакой обстановки. Стол. Один стул с одной его стороны и два – с другой. Провода для записывающего устройства. И все. Чертовы пыточные камеры.
Она зашла в комнату последней, опустив голову. Они подтолкнули ее к стулу и усадили в него.
– Ладно, ладно.
Они ушли. Все, кроме одного. Он встал у двери, прямо за ней.
Она обернулась. Посмотрела ему в лицо.
Он. На секунду ее охватил ужас, будто она снова была на краю скалы, и тут она подумала, что сейчас упадет вниз – голова у нее кружилась, в ушах шумело, это
Он.
С ним был еще один. Его лицо было похоже на сморщенный турнепс.
Она уставилась на него. Потом на Блондина.
– Старший инспектор Саймон Серрэйлер, сержант Натан Коутс, допрос Эдвины Слайтхолм, время – …
Опять будут ее канителить. Ей нужно быть осторожной. Она выпрямилась на стуле. Времени подготовиться у нее не было. Быть осторожной.
Она посмотрела на него. Но заговорил турнепс.
– Кем вы работали, Эдвина?
– Эдди. – НЕТ. Не говори ничего. Но она просто не могла этого слышать. Вина – так она себя называла, когда была маленькой. Теперь она и произнести бы этого не смогла – Вина… Мать вообще отвратно называла ее «Винни». Боже. Но потом она решила. Она стала Эдди, всегда только Эдди.
– Скажите нам, чем вы занимались.