Кошки не всегда молчат,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот они, все здесь, – он торжествующе сгрузил на руки дочери с десяток разнокалиберных альбомов. – Можем сейчас как раз сесть и посмотреть.

Разглядывая фотки с дедом и бабушкой, Рике вновь ощутила тягостное чувство внизу живота – словно внутри ворочался плотный противный комок. Господи, что же это такое-то?

3

Всё изменилось, и совсем не так, как представлял себе Валид.

В своих мечтах он становился всесильным хозяином целого района, а то и всего города. Чёрная повязка на лбу и борода, как символ власти, подкрепленные висящим на груди автоматом. Множество преданных последователей, готовых повиноваться каждому его приказу. Любые женщины на выбор – как и положено крупному полевому командиру.

И, конечно, он смог бы взрывать дома – где и когда захотел.

Но бездарные глупцы все испортили. Напали, когда у движения не было ещё достаточно сил: ни поддержки, ни одобрения они не получили.

Теперь Валид, который был ни сном, ни духом к бездарной акции боевиков, прячется в подвале у соседей, потому что отец решил, будто его причислят к сочувствующим калифату. А ведь и правда могут. В «Макрональдсе» люди видели, как он разговаривал с боевиками. И вместе с имамом его видели…

Лучшим выходом было бы уехать в Сведен, где позиции шариан, наоборот, стали сильнее после терактов – местные мигранты сами вычислили и повязали «чёрных», не дав им развязать бойню и настроить против себя население. Валид предлагал отцу такой вариант, но старый осторожный араб рассудил иначе:

– Давайте не будем суетиться и переждем эти времена спокойно. А ты, сын, пока укроешься у наших друзей.

Укрыться было правильным решением – например, Валид точно знал, что братья Олафсены вступили в «Лесные Волки», и не сомневался, что при первой встрече бывшие дружки сдадут его в полицию.

Валид залез на стул и тоскливо посмотрел сквозь давно немытое подвальное оконце на свой дом на той стороне улицы. Приятели разбежались, попрятались, как крысы. А он сидит под домом у друзей отца, босна Имрана и его жены Дужицы, бежавших из Сребнии в девяностых. Сидит, будто он сам калиф крыс.

Дверь их дома открылась, и на улицу выскочила Фарида. Родители сказали ей, что старший брат уехал учиться в Сведен, и Фарида уже нарисовала ему две смешных открытки со смайликами и сердечками. Имран принес их вчера вечером, вместе с ужином.

– Ничего, – сказал хозяин дома, глядя, как вздыхает Валид над тарелкой. – Зато ты в безопасности. Подожди пару месяцев – всё уляжется, и спокойно объявишься. В Сребнии во время войны люди годами прятались, так что ты ещё в выигрышном положении.

Валид опять посмотрел в оконце. Фарида стукала резиновым мячиком о мокрый после дождя тротуар, только брызги летели. Со стороны дома Имрана подъехала и припарковалась белая «ауди», закрыв Валиду обзор. Кто-то вылез, перешёл улицу, вернулся, сел в машину. «Ауди» уехала. Фариды перед домом уже не было.

4

– Представляешь, лежит такая туша серого цвета, размером с небольшую скалу, – оживлённо рассказывал Ленц после четвёртой рюмки прекрасного киршвассера, который он привез с собой. – Абсолютно сливается со скалой. За тыщу лет оброс налётом, чуть ли не мхом. Холодный, как камень. Не дышит.

Фауль вертел в руках золотой кругляш. Ленц подарил ему чешуйку дракона «на память о нашей дружбе». Пластинка была очень лёгкой, но в ней чувствовалась стальная крепость.

– Мы сначала побаивались его трогать. Но потом осмелели. Его можно двигать, катать, ворочать. Зверю все равно. Вот. А на полу пещеры, под ногами что-то позвякивает. Оказывается, с него всё время чешуя потихоньку отслаивается, а новая нарастает. Фон Кляйн поднял одну чешуйку, потер рукавом: смотрите! А она золотая, Сюльве. Майн Готт! Получается, если зверюгу почистить – он золотом будет гореть! Но мы, конечно, не стали пока.

– Сколько ж он весит? – спросил обермайор, подливая в рюмки. Ленц определенно знал толк в напитках. Крепостью киршвассер не уступал шнапсу или аквавиту, а на вкус был, как вишнёвая вода.