— Шэд уникальный, — Лес глубоко склонился, совсем как недавно Ул перед Мастером. — Единое сознание и цивилизация, то и другое разом. И это всё, что о нем известно в точности.
— Надо больше упругости, — рядом вынырнула одна из голов Шэда, относительно небольшая, даже меньше нового острова. — Бросать неудобно, растрёпывается.
— Я уплотню, — кивнул Лес. — А размер? Вкус? Скорость роста… Я всё настрою.
— Обсудим, — сощурился Шэд, придвигая голову ближе, почти толкая носом альва.
— Нас слышат там? — Ул ткнул пальцем в бушующее небо.
— Нет… — язык Шэда раздвоился, вытянулся и стал очень тонким, приклеился к голове Леса возле обоих висков. — Совершенно нет.
— Лес, — Ул втиснулся между краем морды Шэда и альвом, восторженно взирающим на змея, — Лес, ты готов стать одиночкой? Ничего не обещаю, но хочу попробовать. У тебя простая карта. Я давно думаю… наверное, потому у меня и не получается рисовать светотени. Я думаю о другом. О рамке, если честно. Ты готов? Будет больно. И после… ты был в отчаянии, когда согласился войти в зал выбора и взял карту.
— Если бы я не хотел перемен, высшие уж точно отследили бы шаг в этот мир, — мгновенно высыхая и растрескиваясь всей кожей, выдохнул Лес. — Я больше не могу так… не могу исполнять. Даже став рабом, я ответственен за то, что делаю. Так я чувствую, но я лишён возможности отказаться, исправить и даже… извиниться. Я готов сгнить одиночкой, если не приму себя. Что бы ты ни задумал, делай.
— Тогда, — Ул прокашлялся и стал серьёзен. — Доставай карту!
Лес не возразил, не удивился. Лишь вспыхнул лихорадочной улыбкой, стоившей ему двух кровоточащих трещин на губах. Дрожащей рукой альв развёл ворот рубахи, коснулся груди слева — и протянул Улу ладонь с медленно прорастающей на ней картой, трепетной, как свежий осиновый лист. Ул дождался, когда лист расправится, и сорвал его — прямоугольный, с тонкой рамкой-прожилкой по контуру, с суетливым муравьём, совсем настоящим, бегающим вдоль рамки и не способным её пересечь…
Карта, ничуть не похожая на все прежние, что доводилось увидеть, повисла в воздухе, прилепилась к невидимому основанию. Ул добыл грифель Мастера О, затаил дыхание, всматриваясь, пробуя понять суть того, что определённо было — картиной. Вернее, крохотной частью, грубо выхваченной из цельного полотна и заключённой в рамку.
Сейчас Ул ликовал: он не бездарь, он усвоил уроки Мастера, и потому видит рисунок иначе. Карта столь же неполноценна, как попытки ученика-Ула создать шедевр, а не набросок или копию работы Мастера О. Карта, пожалуй, ещё хуже: ведь её намеренно создали ущербной!
— Грубый одиночный крюк. Или ошейник, или что ещё, — шепнул Ул. — Вот он: Трудолюбие… упорство? Что-то похожее.
Перевёрнутый грифель царапнул край рамки, поддел её, потянул… и рамка стала отделяться от карты, всё более походя на жилку подорожника, тонкую и упругую. Жилка тянулась, сборя край листка. Альв сох и сползал на колени, царапал морду Шэда судорожно сведёнными пальцами. Наконец, Лес упал, дёрнулся, затих… И сразу жилка на грифеле с сухим хрустом лопнула!
Нарисованный, но выглядящий живым, муравей отчаянным рывком юркнул в разрыв рамки… и сгинул без следа! Карта сделалась окончательно пуста. Помертвела?
— Я не потеряю друга, — шепнул Ул, сжал в кулак свободную руку и стукнул себя по лбу. — Успокойся. Дыши! Надо понять. Надо найти…
Ул прикрыл глаза и постарался увидеть Леса — настоящего. Свободного. Какой он, к чему обращён его взор, о чем болит душа, под каким солнцем расцветёт его улыбка? Умеет ли он, как сам твердил, мстить? Велика ли ненависть, так много раз им упомянутая?.. Сколько надо задать вопросов и найти ответов, чтобы заполнить жизнью один сохнущий листок, который больше не карта из чужой колоды, а всего лишь набросок о жизни. Пожелание? Пусть крошечное, лишь бы без фальши! Вся разница древнего создателя карты и Ула в том, что один желал ограничить, а второй — отпускал на свободу.
Рука с грифелем не дрожала. Ул удивился мужеству одной своей руки при потной второй и отчаянно трепыхающемся сердце. Рука донесла грифель до листка и точным движением, и, без изъяна и остановки, вывела безумный, безмерно сложный узор… Чёрный, в один тон. Гибкий, с непрестанно меняющейся толщиной линии. Узор разросся, вышел за пределы листка, сразу сделался менее реальным, но более живым. Ул всё вёл грифель, поймав ритм и более не сомневаясь. Последним росчерком он обрисовал почку на окончании побега, даруя ей право расти без ограничений… Рука упала — бессильная, словно она опустела.
— Шар, — прошелестел Шэд, опознав один из смыслов узора. Он наблюдал рисование молча, аж тремя головами, под разным углом и с разной высоты, а теперь придвинулся и ощупал листок кончиком языка. — Подарок. Славная игруш-шка.
— Да, он умеет делать подарки, он щедрый, — Ул рухнул на колени.
ebooksa