Было странно до головокружения видеть друга таким. Что чёрный — пустяки. Что волосы серебристые и на траву похожи, даже слегка колосятся на кончиках — бывает, мелочь. А вот выражение лица и особенно глаза… Крупные, янтарно-зелёные, не особенно яркие, будто они в тени. И набраны из множества колечек цвета, нанизанных на сердцевину зрачка — совсем как годовые кольца на спиле древнего дерева. Глаза не могли принадлежать прежнему муравью! Глаза отражали большую и сложную душу, растворившую в себе простоватого друга Леса. Это были очень умные, безмерно грустные и взрослые глаза. Слишком умные и взрослые.
— Я потерял друга? — едва решился выговорить Ул. — Как же мне вас звать… на ты?
— Я тоже потерял друга, — улыбнулся альв. — Тот, кого я оставил, выглядел младше и не знал боя. Думаешь, после общения с Шэдом твои глаза изменились меньше, чем мои?
— Осэа показала мне твою память. Там был мир, его люди решили каким-то снегом убить древний лес. Чёрный росток порвал землю, и из рваных ран её встал огонь, — нехотя, как под пыткой, выговорил Ул. — После сама Осэа пришла и сказала, что остановит разломы…
— Так похоже на неё, — одними глазами улыбнулся Лес, и в его улыбке была боль без проблеска радости. — Рвать память на куски… Я помню целиком то время. Было… хуже. Никто не пришёл и не остановил разломы. И черный росток не порвал землю, хотя люди так это видели. Под моим лесом много веков мирно спал древний вулкан. Из-за людских глупостей в лесу стало мало воды, я построил сложнейшую дренажную систему. А еще эта химическая деструкция, я долго не мог установить состав яда… Возникли пустоты, всё стало рушиться! Надо было хоть как-то заделать лавовый канал. Вот для чего был черный росток. Но я не успел, я вычерпал себя, а люди… добили. Люди сделали то, что им было велено. Даже не знаю, что за награду им обещали.
— Вот как…
— Осэа не отдаёт воспоминаний без искажения. И не искажает их без смысла, ради прихоти. Что она желала сказать и кому из нас? — задумался Лес.
— Если не ответ на детский мой вопрос «зачем»… Тогда имя, — предположил Ул. — Люди упомянули твоё имя.
— Моё имя? Осэа дала тебе так много? — не поверил Лес.
— Имя тебя не сгноит? — насторожился Ул.
— Не важно, разве можно отказаться от памяти?
— Имя, — Ул еще раз попытался оттянуть миг, болезненный для друга, вздохнул и быстро закончил: — Лес… лес Алель.
— Лес Алель, — негромко и совсем спокойно повторил альв. Помолчал, глядя в темнеющее небо, где тучи закручивали в плотный кокон последние ворсинки закатного золота. — Осэа подозрительно щедра. Ул, ты пойдёшь со мной? Я должен увидеть мир, где не справился. Увидеть, принять и не сгнить. Как бы худо там ни было.
Ул кивнул и снова лёг, глядя в тёмные облака. Он улыбался. Почему-то Ул был уверен: едва покинув бешеное море Шэда, он впадёт в тоску, и тоска станет отныне неуемной, и обязательно вынудит однажды бегом бежать, кричать во все горящие легкие: «Шэд!». И ждать чешуйчатого коня, и нырять в кипящую пену неукрощённого моря…
— Биться-ратиться, — гладя слегка светящиеся чешуйки, пообещал Ул себе и Шэду.
Он сел, серьезно и без спешки кивнул Лесу, который ждал решения друга. Дав обещание, Ул широко, пьяно улыбнулся. Вдруг захотелось шагнуть в родной мир, найти кус бумаги и забраться за стеллажи библиотеки Монза… Пристроиться, отгородившись от всех. И нарисовать одну из змеиных сказок. Про девятиглавого, наверное. Хотя бы наброском. А если рисунок удастся — сжечь его и пепел растереть в пальцах! Отчего-то оставлять без присмотра толковые рисунки Ул полагал опасным. И об этом он тоже хотел подумать без спешки и суеты.
Столичные истории. Гостья
Небеса лучились весенней бирюзой. У горизонта цвет уплотнялся до талой льдистой зелени, хранил память о зиме. Но солнце припекало, ветерок мешал тёплые запахи цветов с лёгкой затхлостью затяжного паводка. По взбухшей реке сытым стадом кочевали топляки, то сцепляясь обломками ветвей и вроде бы здороваясь, то уходя в тёмную воду целиком под натиском себе подобных — проигрывая ритуальный поединок…
Горожане — еще одно сытое стадо — толклись и шумели на холме. Такое у них свойство — молоть языком по поводу и без. А тут, вот удачный день, образовалось аж два события. Одно — шкурное: топляки, того и гляди, осядут на заливных лугах сельского поля, подобравшегося под стены стольного града Эйнэ. Чьи тогда станут топляки? Дубовые, неохватные, бесценные!
Второе событие ещё ярче: вон безумец, и он готов сей же час расстаться с жизнью!
ebooksa