Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— С-самоедство, — во всю работая хвостом, взвыл «конь» и резко ушёл на глубину.

На поверхности алым и золотым расцвело яростное пламя. По ушам ударило волной, «коня» несколько раз перевернуло и унесло глубже, он грёб, выпустив боковые плавники и растопырив веер хвоста. Цветок пламени будто сорвали: туша трехглавого чудища вспахала зарево огня, разметала без следа.

Ул обернулся и увидел, как огромная башка средней головы разевает пасть, уходит на глубину отвесно, скалится всё ближе к хвосту «коня». В пасти кипит жар, клыки горят алостью… Вот пасть начинает сходиться, клацает!

Рывок — веер хвоста, чуть пожёванный, надорванный, вне опасности. «Конь» жалобно воет, гирлянды пузырьков уносят жалобу вверх, оплетая и щекоча тело седока — Ула.

— Всерьёз, — Ул добавил свой выдох в рой пузырьков.

Он теперь, в единый миг, поверил в то, что слышал много раз в детстве от мамы. Он ведь знал эту присказку! Обычное дело для истории о змее и алом нобе: «Конь на обед, молодец на ужин!». Бой добра и зла, поединок чести, ничуть не шутка. В душе вскипело яркое, злое пламя. Отдавать чудищу «коня»? Да ни за что! Пальцы сжались, плотнее обнимая чешую. Как воевать? Как освободить силу?

На запястье шевельнулась змейка. Разрослась, оплела руку и подсказала движение: резкое, отсекающее среднюю голову чудища! Кончики волос Ула взблеснули, полукруг едва приметного серебристого света обозначился, почти дотянулся до чудища… и угас.

«Конь» извернулся, мгновенно сменил направление и помчался к поверхности. Он умудрился разминуться с зубастой пастью так плотно, что Улу обожгло болью плечо в соприкосновении с чешуёй на шее чудища! Гребнем едва не снесло голову!

— Еще! — вылетев высоко над морем, — заверещал «конь». — Слабо! Ещё! Тебе не идёт злость, ищи с-справедливость.

— С-справедливость, — сквозь зубы прошипел Ул.

Его змей извернулся, минуя высшую точку прыжка, начал падать, плотно складывая гребни и плавники, сводя в острую пику веер хвоста… Но внизу само море вскипело, проглоченное целиком огромной пастью! Падать сделалось некуда — разве прямо в желудок, нарушая порядок трапезы, совмещая обед с ужином…

Откуда пришёл покой, Ул даже не старался понять, сейчас это — не важно. По щеке пребольно хлопнул знакомый ветер-подсказчик: пощёчину дал! Сознание поостыло и смогло воспринимать падение в пасть чудища медленно, подробно. Вот блеснули в пене громадные клыки, вот вьюном взвился язык, норовя оплести и задушить… Повинуясь подсказке, Ул выпрямился, оттолкнулся от чешуи, освободил обе руки. Правая ладонь встала плоско, будто затыкая пасть чудищу, левая резким, рубящим жестом перечеркнула язык.

Две вспышки серебряного света, пар, свист, рев! И уже растет, всё поглощая, шар многоцветного огня… Жар опалил лицо, ударная волна сорвала Ула с «коня», смяла и поволокла прочь, невесть куда, крутя и раздирая в клочья…

— Уцелели, — «конь» поднырнул под Ула и сам движением тела забросил седока на спину. — Сила, ты услышал. Сила в тебе. Отпустил. Пришло время обеда. Мирного обеда.

Змей плавно завершил движение по дуге, и оно вернуло Ула и его «коня» к кипящему морю, к опадающим хлопьям пепла и гари… пахло горелым мясом, и это — самый знакомый и наименее отвратный из запахов.

— Как тебе дух победы? — ехидно просипел «конь».

— Ужасно, — честно посетовал Ул. — Аж тошнит.

— Ты похож на Тосэна. Он собирал для меня сказки о змеях. Мы играли в каждую, всерьёз, — трёхглавый показался из воды, стараясь не гнать большую волну. Средняя шея была порвана безнадёжно, голова волочилась на лоскуте шкуры, закатив потускневшие глаза. — Мы играли… Он был азартный, но не ценил победу. Его немножко тошнило.

Левая голова чудища примерилась и в один удар отсекла обречённую среднюю от своей же туши. Вода окрасилась темной кровью, вскипела, залила рану… и над водой показалась совершенно здоровая средняя голова. Новая.

— Молодец на ужин, — напомнил трехглавый и улыбнулся в три клыкастые пасти. — Ты стал сильнее. С-смотри.