Карты четырех царств.

— Не смейте лезть в мои затеи, — зашипел ноб, нависая над столом и буравя взглядом безразличного к угрозам «дядюшку». — Она согласилась! Она…

— Да упасти меня бес в такие-то сказочки сунуть нос, — «дядюшка» чуть шевельнул рукой, глядя на Ану. — Вам подарочек, чай с душицею. Что из сладенького любите?

— Абрикосы обожаю, особенно белые, — выпалила Ана, не задумываясь.

— Белые хибинские и золотые юфские довозят из-за пролива свежими только в Корф и только летом. Сейчас осень, гостьюшка, — развёл руками «дядюшка». — У нас север, кушайте урюк, сей же час тут будет тарелочка. Я распоряжусь о комнате и утречком вас стану ждать. Ох, чую, приключится мне с того подарочек для души!

Хозяин «Бесова лога» удалился так же незаметно, как явился. Ноб еще потоптался и побрёл к своему столу, рассмотрев: там уже стынет вепрятина. Ноб жрал, сопел и часто поглядывал на Ану. Ждал подвоха и не верил, что переупрямил «дядюшку», готовился утром предотвратить неизбежное по его мнению бегство беловолосой девицы.

На рассвете Ана досыта наелась сладкой каши, напилась медового взвара и, обняв дареную корзинку с урюком, забралась в возок. Дядюшка ловко правил парой резвых золотистых лошадок, болтал о погоде и выглядел очень оживленным. А вот ноб… проспал! И нагнал «добычу» только к ночи, у самых ворот Тосэна.

— Не уйдешь, — высунувшись по брюхо и почти застряв в оконце кареты, прорычал он. — Кто смеет обмануть меня, барона Ноному хэш Омади, тот пожалеет!

— Платье, бусы, — Ана подмигнула барону со смешным именем. — И бал. Я помню нашу сказочку. Вы еще обещали объяснить про любовь. Эй, вы помните? Я ведь ваша селяночка, у нас любовь с первого взгляда!

Сказано было громко, звонко. Барон смешался, нырнул в карету и опустил шторку. Близ большого города, где многовато знакомых, барон оказался не так речист и смел, как в трактире, — отметила Ана. Прищурилась, соображая, к какой породе зверья отнести человечишку: к кроликам, жирным свиньям или хуже, к помоечным крысам? Сразу и не скажешь!

— Зачем спешить, я пока мало знаю, — решила Ана. Встала в рост, обернулась к карете и громче прежнего крикнула: — Эй! Где мне пошьют платье и когда бал?

Стража у ворот, пешие путники, два торговца, рыбак и нищие под стеной — все, кто был поблизости, — оглянулись на шум. Барон плотнее задернул шторки… Но сразу сообразил, что девица попалась настойчивая, и так просто она не уймется.

Шторка отодвинулась, бледноватый баронский лик скривился, темные глазки заметались в поисках решения… и уткнулись в «дядюшку». Барон взбодрился, что-то пояснил жестами, при этом без звука двигая губами и пуча глаза, как выброшенная на берег рыбина.

— Недешево встанет, уважаемый гость, но исполню, — кивнул понятливый дядюшка. Обернулся к Ане. — Барон Омади желает поселить вас в уютном домике и временно приставляет меня к вам… дядюшкой. Будто молодость моя вернулась, так славно, так легко на душе! Эй, дорогу! Гостьюшка, а зовите меня Кочет. Бес меня так звал, когда был в настроении помурлыкать. Я-то от страха или удивления руками хлопал по бокам, будто крыльями. Привычка… Смешно смотрелось, пожалуй. Ах, да: и без барона, сам я знаю, ближний бал завтра. Вам сгодится? Приглашение изыскать?

— Платье, — нахмурилась Ана, думая о своем. — Там, где шьют, там и сплетен выкроить смогут. А на бал в сказочках пропускают без приглашения. Вот увидите.

— Вот увижу, — широко улыбнулся Кочет.

Возок миновал ворота, едва Кочет расплатился со стражей. Колеса загрохотали по булыжнику, выстукивая раздраженный ритм — та-та-та… будто кто сплетню затеял. Ана слушала, отстранялась от раздражения — и крутила головой, знакомилась с городом. В Тосэне она прежде не бывала. Отчего-то папа сюда всей душой стремился, но никогда не добирался. Недавно вот ночевал у реки, на том берегу, смотрел на стену… и только-то.

А город красивый, не большой, но и не маленький. Дома добротные, улицы весьма широки и почти без выбоин. Фундаменты у домов высокие, а окна узкие и рослые, иной раз от пола до самого потолка, и все имеют деревянные решетчатые заслонки от света, и все двойные, утепленные: значит, зимы холодны, а лето бывает жарким. Солнышка иногда много, а иногда весьма мало… Определенно, прекрасное место, средина мира, — улыбнулась Ана. Почти решила, что погорячилась со сказочкой. Собралась даже отмахнуться от затеянных шалостей, но возок уже встал перед домом в два этажа, с вывеской над всеми окнами: девицы кружатся в танце, все в дорогих платьях, и все переступают витую нить, и все касаются красиво прорисованными туфельками не пола — а толстенного медного стержня в виде иголки с широким ушком. Он — и часть узора вывески, и её прочное основание.

— Там поселимся, — Кочет указал на дом напротив, — у моего поставщика скатертей и занавесей. Денег он не возьмет за один-то день. Вам годится?

Ана кивнула, спрыгнула из возка и пропала в швейной лавке аж до сумерек. Если бы барон Нонома хэш Омади чуть лучше понимал происходящее, он бы насторожился. Особенно когда Ана вышла от швей — очень серьезная. Невпопад кивнула на вопрос Кочета об ужине. Пошепталась с хозяйкой дома, снова кивнула — и выскользнула на улицу, чтобы пропасть до утра! Завтракая, Кочет «гостьюшку» не видел, но получил от неё бумажку с тремя указаниями. Повел бровью и отправился исполнять.

К полудню Ана вызнала и подготовила всё, что ей казалось главным, по крышам добралась до городского дома барона — роскошного, одного из самых богатых в городе. На крыше главного здания Ана уселась, обнимая мраморную шею худосочного льва, правого из пяти, украшающих фасад. В ненавязчивом обществе мраморного хищника Ана дождалась, покуда слуги завершат полив осенних бледных цветов, а стража доиграет в кости и потянется обедать. Тогда, без помех, Ана спрыгнула на балкон и, поддев оконную раму, проникла в галерею второго яруса. Почесала нос, прислушалась. Сомневаясь и надеясь на удачу, выбрала направление и зашагала, не таясь, по середине роскошного ковра. Добравшись до зала с тремя дверями и выходами на две лестницы — парадную и черную — Ана снова замешкалась… Но вовремя разобрала шум голосов слева-сверху, из башенки, которую прежде сочла игрушечной, нежилой.