Карты четырех царств.

— Миана Юйя хэш Омади, — девушка оправила куртку и чуть поклонилась. — Вам невозможно не верить… ноба Ана, не изволившая указать свой род. Я благодарна, но я умоляю вас, прекратите ходить по оглобле и крутить сальто! На нас же смотрят…

Ана еще раз прокрутила сальто, замерла вверх ногами, опираясь одной рукой на круп безразличной ко всему ломовой лошади. Свободной рукой Ана помахала небольшой, но шумной толпе. Хмыкнула, широко улыбнулась.

— Почтеннейшая публика! Только сегодня и только для вас. Кто не мертвый, тот должен хлопать, кто не нищий — пихать монетки вон тому лупоглазому в шапку. Когда я услышу звон и охи-ахи, я, так и быть, пройдусь на руках по оглобле и немножко побросаю ножи… если сперва кто-то бросит их мне или… в меня.

Возница сорвал шапку и затоптался, подставляя её под звонкую капель меди и мелкого серебра… Вокруг хлопали, кто-то уже приволок ножи, топорик, два сапожных шила и серп. Ана пробежалась по оглобле, и хлопать стали громче. Из задних рядов попросили проглотить саблю и выдуть огня, да поболее. Бледная, ошарашенная баронесса жалась к горке мешков с сеном и ровно ничего не понимала.

— Поехали, — велела Ана, управляясь с дюжиной летающий лезвий.

Возница щелкнул языком, ломовая лошадь вздохнула и играючи потянула воз. Толпа дрогнула и стала смещаться по улице вместе с возком, не упуская зрелище.

— Совершеннейшее безумие, — пискнула баронесса, когда Ана раскланялась, звонким голосом сообщила об окончании представления и вернула позаимствованные острые предметы владельцам.

— Слабовато вышло, босиком было бы удобнее, — Ана заглянула в шапку, выбрала несколько серебрушек и широким жестом определила всё остальное, как собственность возницы. Пацан даже завизжал от восторга!

Толпа постепенно редела. Лошадь брела и дремала на ходу, так что Ана успела сбегать в трактир, выторговать корзину горячих пирожков. Она накормила и новую знакомую, и возницу, и еще с десяток настырных детишек, провожающих телегу и после окончания выступления. Затем ноба Миана хэш Омади, едва способная держаться на ногах, отправилась к швеям, наспех подгонять платье — любое из готовых, отобранных для такого случая еще вчера. А сама Ана написала трогательное послание барону, отдала листок вознице и велела бегом отнести во дворец Омади. Тем временем прибыл Кочет, оповестил: он проследил за людьми барона, и нужный подвал близ порта обнаружен.

Кочет похлопал руками и прищурился: ему было интересно, как собирается ехать на бал Ана — без кареты, платья и приглашения? Как раз подкатила карета с гербом Омади, присланная в ответ на письмо. Пошатывающаяся, но совершенно спокойная юная баронесса заняла подобающее ей место и отправилась на бал в подобающем случаю платье. Она не видела, как Ана метнулась в швейную мастерскую, мигом переоделась, снова появилась на улице — и Кочет расхохотался, вытирая слезинки.

— Даже при Рэксте так-то занятно не было, а он ведь, мало кто знает, тот еще затейник, — фыркая и хлопая ладонями по бокам, сообщил «бесов дядюшка» и мигом сделался серьезен. — Гостьюшка, дельце в порту мои люди выправят. Вы уж довершите сказочку с бароном. По чести если, сколько я раз писал в стольный Эйнэ о неладах в доме Омади, а то ли перехватывают письма, то ли золотом он делится щедро… Ох-тыж, без Рэкста вовсе обнаглели кролики, — Кочет взгрустнул и опять резко сменил тон. — Об оплате. Я щедро оказывал вам услуги и вот чего желаю: до ночи не пропадайте. Одному важному мне человеку надобно показать вас, хоть бы и издали. Не ведаю, толковое ли знакомство, а только отказывать ему — не с руки, так-то.

— Договорились. Но тогда хочу большой барабан, факелы на длинных ручках и канат… вот прямо поперек Первой площади канат! — выпалила Ана. — Ночью представления делать очень даже красочно. Вам понравится, дядюшка.

— Исполню. И еще об оплате, — Кочет прищурился. — Лично для меня. Душа болит… он ведь жив-здоров? Наемников распустил, свиту разогнал, дворец Гост отдал какому-то бестолковому малолетке. Горестные вести, невнятные. Прямо скажу, как вы кроликов упомянули, я ожил! Но теперь снова пребываю в сомнениях и тоске.

— Он жив-здоров, — кивнула Ана. — Только не ждите, что вернется прежним и возьмет старое имя. Но, если сложится случай, он заглянет в Бесов Лог. Узнаете его или нет, не моя забота. Теперь мы в расчете?

— Полностью, — Кочет азартно хлопнул себя ладонями по бокам.

Ана махнула прощально — и помчалась, где по улицам, а где и над ними, по крышам. Она не зря спешила ко дворцу Омади: как раз застала выезд кареты. Барон направлялся на бал отдельно от своей «селянки», чтобы на месте «стать волшебником и ввести в мир чудес бедную сиротку» — так предложила в дневном письме сама Ана, твердо веря в самодовольство пожилого сластолюбца. Теперь, ранним вечером, Ана без усилий поспевала пешком за каретой, запряженной четверкой золотых скакунов. На улицах было людно, и правила жизни Тосэна не позволяли хлестать горожан кнутами и топтать конями. Барон, о прошлом которого знали даже мастерицы швейного дела, терпел и наливался спесивым гневом, обычным для выскочек. Он родился в деревеньке, выбился в люди наглостью и ловкостью, исполняя поручения самого гадкого толка. Он служил баронам Могуро и мечтал войти в свиту беса Рэкста… Дважды его ожидания оказались обмануты. Но будущий барон не унялся, нашел новых покровителей в Тосэне, в окружении градоправителя. Там и вызнал о слабости рассудка старого Омади и чахотке его дочери, а также о склонности сына к неумеренному питью вина. И смог использовать свою осведомленность!

— Барон Нонома хэш Омади, — надсаживаясь и багровея, прокричал глашатай, когда карета вкатилась в ворота особняка градоправителя.

Слуги поправили ковровую дорожку, чтобы один из богатейших людей города не запылил башмаков, не запнулся о складочку. Ана дождалась, пока барон, раздуваясь от гордости, спустится с выдвижной ступеньки и замрет в картинно-нелепой позе индюка, позволяя всем рассмотреть драгоценности и испытать муки зависти… Барон как раз прикрыл глаза, смакуя своё великолепие, когда на крышу его кареты, а оттуда на край ковра, спрыгнула «селянка». И встала по правую руку от покровителя.

Слуги, гости и даже лошади издали икающий стон. Барон открыл глаза, величаво повернул голову… и тоже икнул. Ана стояла босая. Что же касается бального наряда… для такого случая из своего мешка с вещами были добыты безмерно широкие шаровары, купленные в пустыне близ Казры, их дополняла та самая кофта с вышивкой сорока шелками, которую недолюбливал даже вервр и даже тогда, когда кофта еще не была тесновата в груди. И, конечно, на шее гремело и качалось то самое ожерелье, якобы выточенное из человечьих черепов…

— Платье, бусы, бал. Все, как ты хотел! — Ана привстала на цыпочки, хлопнула барона по плечу, наслаждаясь исключительной бессмысленностью его перекошенной рожи. — Пошли, любезный мой, поприветствуем сиротку. После я исполню твое самое заветное желание, то есть волшебным образом сгину. Сразу с бала, а в полночь — вообще из города. Вот такая сказочка.