– Уходим.
Развернувшись в узком лазе, заговорщики поползли назад. В любую секунду сзади мог полыхнуть взрыв и похоронить смельчаков под слоем земли.
– Как думаешь, Аверьянович, сработает?
– Пятьдесят на пятьдесят, – продолжая ползти, отозвался бывший интендант.
Фролов уже выставил заплечные мешки с запасами еды, разложил на верстаках гражданскую одежду. Все спешили, переодевались, путаясь в штанинах и рукавах. Беглецы уже оделись, а взрыва все не было.
– Может, свечка погасла? – предположил Фролов. – Или ее огонь весь кислород в подкопе сожрал?
– Типун тебе на язык. Все по науке делали. А наука – она сила, – убежденно произнес Кузьмин. – На дорожку следует присесть.
Не успел он опуститься на грубо сколоченный из тарных досочек хлипкий табурет, как земля дрогнула. За окном полыхнул взрыв, в его зареве было видно, как наклонилась, заваливаясь, вышка охранника. Присесть так и не успели, рванулись к лазу. Мешая друг другу, забыв предварительно договориться, кто за кем пойдет, спускались вниз, пробирались на четвереньках и выскакивали на поверхность уже возле штабеля шпал, дальше лаз завалило землей. Теперь плац предстояло преодолеть поверху бегом.
Прожекторы на вышках метались по небу, выискивая несуществующий бомбардировщик. Это было на руку. Выхваченные из сна пленные в других бараках еще не выбежали на улицу.
– Бежим, – прошептал Прохоров и что было сил рванул через плац.
За ним бросились Илья с Кузьминым. Сердце Михаила бешено колотилось, ведь он и его товарищи пересекали открытое пространство, отлично простреливаемое со всех сторон. Стоило хоть одному автоматчику на вышке заметить бежавших, он скосил бы их в течение нескольких секунд. От бараков послышались крики, пленные выбегали на улицу. Лучи мощных прожекторов тут же с неба ушли к земле. В ночи раздавался лай собак, выпущенных из вольера.
Часть пленных бросилась в сторону взрыва, туда, где еще клубилась густая пыль, часть рванула назад в бараки. С вышек зазвучали автоматные очереди. Люди, бегущие к колючке, падали, но уцелевшие отчаянно стремились вперед, несмотря на то, что пробираться приходилось по трупам под градом пуль.
Илья, Михаил и Кузьмин оказались у самой колючки, первый ее ряд, тот, по которому был пропущен ток высокого напряжения, оказался смят упавшей вышкой, проволока искрила.
– Осторожно, – крикнул Аверьянович. – Перебираться по бревнам вышки, они сухие, иначе убьет.
Свет одного из прожекторов метнулся, ударил по беглецам. Прохоров обернулся, вскинул рогатку. Просвистела выпущенная из кожаного вкладыша увесистая гайка. Зазвенело разбитое стекло, свет погас.
– Не зря в детстве у хулиганов научился фонари в парке бить, – в запале выкрикнул Прохоров, забираясь на бревна поваленной вышки.
Внизу искрило электричество, наплывала пыль, поднятая взрывом гремучей смеси, воняло… Сзади строчили автоматы, кричали умирающие и раненые. Но впереди ждала свобода. Сколько она продлится? Этого никто не мог сказать. Возможно, всего несколько секунд или минут. Возможно, день-два. Но человек всегда надеется на лучшее, ему кажется, что смерть – это то, что случается с другими, но не может случиться с ним самим.
Теперь пули свистели уже совсем рядом. Пока еще спасала пыль, не давала охране прицелиться. Прохоров спрыгнул на землю, перерезал самодельными кусачками колючую проволоку второго ряда, нырнул в образовавшийся проем, оцарапав лицо.
Оказавшись за третей линией, он, наконец, обернулся. Кузьмин спрыгнул с бревна, Фролов уже перебирался через второй ряд ограждений. На поваленную вышку карабкались пленные, кому посчастливилось добраться сюда от бараков. Они падали, их косили автоматные очереди. Искрила проволока, в воздухе разносились стоны, крики и проклятия.
«Все пока целы», – подумал Прохоров.