Тот не все понял, но все же не ударил резцом в сердце. Понял, что тайна с подкопом еще остается тайной, иначе бы его, Прохорова, уже схватили.
– Бросай нож! – крикнул охранник Михаилу.
– Какой нож? Резец это. Припадок у него случился. Эпилепсия. – Прохоров сунул в зубы Кузьмину черенок резца, склонился над ним.
Извиваясь, симулируя приступ, Аверьянович сбивчиво шептал с лицо Прохорову:
– Дырку в подкоп промыло. Я ее собой закрываю. Нельзя меня с места трогать.
Михаил сунул руку под Аверьяновича, нащупал под ним дырку в земле, неширокую, только кулак и просунуть, но показать ее кому бы то ни было означало провалить побег и погибнуть. Мысль работала лихорадочно.
– Его песком обложить надо, чтобы болезнь сырая земля оттянула, – быстро, не давая никому опомниться, заговорил Прохоров. – Илья, бегом за носилками.
Он поискал глазами, увидел штабель досок, оставшихся от разобранной виселицы.
– Дощечку небольшую, короткую дайте, под спину ему положить, – говорил так, как человек, точно знавший, что следует предпринимать в таких ситуациях.
Когда дощечка оказалась у Михаила, он сунул ее под спину дергающемуся Кузьмину, нащупал рукой дырку в земле и надвинул доску на него. Фролов с одним из пленных принес носилки с песком.
– С боков его обсыпайте – валиком песок кладите, – распоряжался Прохоров.
Руками Михаил ровнял песок и незаметно загребал его под лежавшего. Кузьмин умело ему подыгрывал, продолжал дергаться, извиваться, грыз черенок резца.
– Полегчало, кажется, – сказал Прохоров, поднимая руки.
Анатолий Аверьянович понял, что дырка в земле закрыта, стал поспокойней, вскоре он дал себя поднять, сделал с десяток шагов и произнес:
– Отпустило, спасибо, ребята. Редко, но такое со мной случается. Последний раз до войны было.
Фролов тем временем совковой лопатой энергично ровнял песок в луже, засыпал углубление. Комендант, прищурившись, смотрел на Прохорова, махнул рукой подзывая его к себе.
– Как продвигается работа по моему заказу? – спросил он.
– Делаем, стараемся. В срок успеем, господин комендант, – ответил Михаил.
– Почему ты здесь оказался? Тебя же с напарником освободили от общих работ.
– Он, – Михаил кивнул в сторону Кузьмина, – старший в нашем бараке – начальник. А значит, командир. На войне командира в первую очередь спасать надо. Вот я и прибежал. У меня на родине припадок всегда сырой землей снимают. Помогло, а мог бы загнуться.