Нора отдала фотографию мне: там в обнимку улыбалась пара пенсионеров в одинаковых желтых рубашках поло и бермудах хаки. У нее на правой ноге и у него на левой было вытатуировано по половинке красного сердца с крылышками. Когда ноги рядом, сердце становилось целым.
Чересчур сентиментально, на мой вкус, однако Нора пришла в восторг.
– Всем клиентам, кто приходит за парными тату, – бодро продолжал Томми, – я говорю: на тысячу процентов будьте уверены. Миллион раз девчонка прибегала в слезах через месяц и хотела все убрать, потому что ее настоящая любовь слиняла с ее лучшей подругой. Я сначала думал, эта ваша девица тоже убрать хочет. Но она только фотку попросила.
– Не сказала зачем? – спросил я.
– Не.
– А фотку забрала? – спросила Нора.
– Не-а. Ей набили давно, в две тыщи четвертом, еще на старом месте, в отеле «Челси». Переехали, много чего порастеряли. Я ее пустил наши архивы посмотреть. Пару часов рылась, искала. Не нашла.
– У нас есть чек – она что-то у вас купила, – сказал я, достав бумажку из кармана.
Он и головы не поднял.
– Тут заходил солдатик в увольнении. Хотел портрет жены над сердцем. Она тоже солдатик, убили в Афганистане. Фигово ему было. А это ж серьезная работа. Денег не хватило. Мы решили, набьем только имя ее. Но ваша подруга за все заплатила. Как-то так между делом.
Нора потрясенно выкатила глаза.
– Она странно себя вела? – спросил я Томми.
– Вроде нет. Говорила только мало.
– А на вид была нездорова?
– Бледновата, пожалуй.
– Вы знаете, кто ей тату набивал в две тысячи четвертом?
– Старый мой мастер. Ларри. По тату сразу понятно.
– Где бы нам найти этого Ларри?
Томми усмехнулся:
– Где-то между раем и адом.