– А позвонить вы не догадались? Вы бросили босса, самого, можно сказать, Эль-Хефе, в поле и даже связаться с ним не подумали?
Хоппер встал, зевнул и потянулся:
– Все, народ, я сваливаю, с утра увидимся.
– С утра? – переспросил я.
Нора кивнула:
– Мы завтра на Генри-стрит развешиваем объявления про Сандру. – И протянула мне флаер с фотографией, которую стырила из «Брайарвуда».
ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВУШКУ? ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ПОДЛИННУЮ ИНФОРМАЦИЮ. ПОЖАЛУЙСТА, СРОЧНО ЗВОНИТЕ.
– А тех, кто врет, будем отсеивать. Спрашивать, какого цвета у Сандры пальто.
Хоппер отбыл, а я ушел в кабинет, оставив Нору корябать в блокноте. Список членов клуба – блистательная работа, гораздо лучше всего, что в последнее время удавалось
Я выключил лампу, потер глаза и вышел в коридор.
В квартире стояла тишина. Уходя наверх, Нора задула возвратные свечи, но фитили почему-то все равно тлели оранжевым, будто не желали гаснуть, – три оранжевых булавочных укола в ткани темноты. Я свалил их в кухонную раковину и поливал водой, пока не потухли, а затем отправился в постель.
– Хоппер обещал быть. – Нора сощурилась, озирая пустой квартал. – Это же он флаеры придумал.
В девять утра мы снова стояли перед домом 83 по Генри-стрит, вооруженные сотней флаеров «Вы видели эту девушку?». Мы решили разделиться: я окучил кварталы к западу от Манхэттенского моста до Восточного Бродвея и Бауэри, а Нора – все, что от моста к востоку.
Район был преимущественно китайский: вряд ли наши англоязычные флаеры сильно помогут делу. Не в моем стиле лепить листовки на стены, будто Александра – сбежавшая кошка, но хуже не будет. За нами шпионит Тео Кордова, сохранить расследование в тайне уже не удастся. Почему бы не сменить тактику – мы нагло учиним ковровую бомбардировку района портретом Александры и посмотрим, что нам это даст.
Я клеил флаеры на фонарные столбы и телефонные будки, на почтовые ящики и стенды «Дополнительного образования». Китаянка на велосипеде, болтая оранжевыми продуктовыми сумками на руле, притормозила посмотреть, что я делаю, нахмурилась и поехала дальше. Иногда мужики в винных лавках не разрешали мне наклеить листовку – увидев, что там, качали головами и гнали из магазина.
Когда это случилось в шестой раз, я всерьез озадачился. Они что, думают, пропавшая белая женщина принесет им неудачу? Или им не нравится фотография? Впрочем, возможно, причина еще прискорбнее:
В парикмахерском салоне «Хао» на Мэдисон-стрит откликнулись совсем иначе. Малолетняя администраторша, управляющая, две стилистки и клиентка (розовый халат, волосы под фольгой) окружили меня, заулыбались и возбужденно затрещали по-кантонски. Очень старательно приклеили флаер в витрине, рядом с выгоревшей рекламой коррекции бровей нитью, и потом махали мне вслед, будто я возлюбленная родня, с которой они еще лет сорок не увидятся.
Бродя среди китайских ресторанов, сувенирных лавок, унисексовых парикмахерских и бело-оранжевых японских карпов в витринах зоомагазинов, я все отчетливее ощущал, что за мной наблюдают. Я озирался – один раз даже заскочил в ландромат и выглянул оттуда, – но не замечал ничего подозрительного.
Может, виновата Александра – слишком пронзительно, слишком живо и настойчиво она смотрела с белой страницы. Любая листовка «Пропал человек» – где человек этот, не ведая своей судьбы, улыбается с любительской фотки, снятой на дне рождения или в кафе в «счастливый час», – бередит душу. А Александра, одиноко сидящая за уличным столом в «Брайарвуде», была серьезна и словно понимала, что ее ждет.
Впрочем, расхаживая по улицам, я в конце концов сообразил, что не ошибся. За мной и впрямь наблюдали –