Ночное кино

Она неохотно кивнула.

– Или прежде чем ее настиг тот, от кого она скрывалась. Или кого преследовала.

– Например, Паук, – прибавила Нора.

Должен же быть некий тайный мотив, который прояснит смысл этих скитаний, – помимо решения наложить на себя руки.

Что говорила Пег Мартин? «Впитывали жизнь досуха. Никаких препон. Никаких границ».

Стремление умереть в двадцать четыре года не вяжется ни с этим, ни с тем, что нам известно про Александру. А если бы Кордовы не боялись того, что я могу откопать, Тео бы за мной не следил.

Я взял телефон – тот получил письмо и теперь жужжал.

Мой адвокат Стю Лотон исчез с радаров несколько недель тому, еще когда я угодил на благотворительную коктейльную вечеринку. Он мне написал, известил о смерти Александры, просил перезвонить.

Я не перезвонил. Стю – британский аристократ и закоренелый сплетник: намекни я ему хоть полусловом, что могу возобновить расследование, об этом тотчас узнали бы все поголовно отсюда и до антарктического поселения Макмёрдо.

Я набрал его рабочий номер.

Ответила помощница. Заставив подождать и послушать музыку в трубке, она сообщила, что мистер Лотон на совещании, – это означало, что Стю сидит за столом, жует сэндвич с яичным салатом, раскладывает пасьянс «косынка» и перезвонит, когда на него найдет стих.

И надо же – случилось это всего две минуты спустя.

62

– Ты трепло, – сказал я.

– Ни словечка не проронил, – упорствовал Стю.

– Ты, небось, пошел транжирить представительские в ресторане и упомянул одновременно меня и Кордову. Потому что других объяснений я не вижу.

– Я сознаю, сколь нелегко тебе это постичь, Макгрэт, однако у меня имеются и другие клиенты, а посему я не обсуждаю тебя часами изо дня в день, хотя, не могу не признать, удерживаться мне мучительно, ибо ты поистине завораживаешь взор.

Для беседы со Стю требуется перенастроить мозги. Этот английский дворянин великолепно образован, располагает обширным лексиконом и кратчайшие беседы сдабривает иронией, остротами и блестящим пониманием текущих событий – все равно что разговаривать с Дживсом, который устроился вести передачи на Би-би-си.

– Ну а как ты это объяснишь? – спросил я.

– Не спрашивай меня – я не знаю. Если Господь дарует чудо и Оливия Эндикотт захочет, чтоб ты написал ее автобиографию, – соглашайся. Как говаривал капитан Смит, «хватай что подвернется и валяй к шлюпке по головам пассажиров»[61]. Тех, кто промышляет медленным печатным словом, скоро занесут в Красную книгу, как гребенчатых тритонов. Сначала поэты, драматурги, затем романисты. Настал черед закаленных газетчиков.

– Мне что, дрожать и плакать?