«Ленточный червь, пожирает собственный хвост. У него нет конца. Обернется вокруг сердца, выжмет всю кровь».
– Ау? – сказала Клео.
За каким чертом я не бросил эту затею, когда был шанс?
– Вы, конечно, меня извините, но у нас тут на телефоне настоящая, живая черная ведьма, – прошипела Клео, зажимая трубку рукой. – Мы позвонили, когда она потрошила королевскую змею для заклятия непокоя. И к тому же у нее такой голос, будто она вот прямо сейчас даст дуба. Я бы на вашем месте сосредоточилась. Как вели себя дети?
– У дочери я левиафана не видел. Моя бывшая жена нашла его у нее в пальто. Но дочь вроде была нормальная.
– А остальные?
– Один ребенок глухой. Расстроился, когда уронил статуэтку. Практически истерику закатил, но успокоился, когда я отдал ее обратно.
– Неотменимый импринтинг, – торопливо проговорила Клео в трубку. – А третий?
Дочь Деволля.
– Я ее почти не видел, – сказал я.
– Ничего необычного?
Я припомнил ту ночь – темный двор, усеянный забытыми игрушками, содрогание деревьев, далекий собачий лай, младенческий визг.
– Ее любимая кукла разлагалась в детском бассейне, – выпалил я.
Клео вздрогнула:
– Голыш?
– Потерялась на несколько недель. Они везде искали.
– И?
– Отец выудил куклу, отдал дочери, хотя кукла была адская – глаза выпали, волосы клочьями повылезали.
Клео нетерпеливо замахала рукой:
– И что было, когда он ее отдал?