Пораженный журналист рванулся было за старухой, но в рыночной толчее за три шага можно было потерять из виду даже родную мать! Старуха исчезла, затерявшись в обилии мужских и женских пальто неброских практичных расцветок.
Самое странное, что первым побуждением Ильи Кротова после исчезновения старухи было – схватить голубую кукольную вазочку… и убежать. Будто зачарованный, он протянул руку, но случайно зацепил взгляд какого-то старичка, алчно косившегося на товар Шмульфихи, раскиданный по газете поверх ящика. Этот понимающий взгляд, взгляд-соучастник, остановил парня.
«Что я делаю?! – изумился он. – На черта мне кукольная вазочка? К тому же это воровство! Я никогда ничего не украл и не собираюсь». Откуда-то со стороны ему померещился вздох и неживое механическое покряхтывание.
Журналист огляделся по сторонам. В голове шумело…
Пока Кротов приходил в себя, старичок, тот самый, что смотрел так понимающе, вожделенно заглядываясь на разложенный Шмульфихой товар, неожиданно подскочил, хищным движением свернул газету с ящика, сгреб все, что было там, кое-как, комком, затолкал добычу за пазуху и шустро поковылял в сторону метро. Звякнули серебряные пряжки, и, выскользнув, покатилась на тротуар одинокая перламутровая пуговица.
Ошарашенный журналист встал как вкопанный, наблюдая за престарелым воришкой.
И сейчас же получил ответ на собственные каверзные вопросы о злодейских свойствах товаров старухи Шмульф. Ответ самый прямолинейный: счастливо удирающий с украденным барахлом старичок был на глазах у всех сбит рейсовым автобусом номер тридцать шесть возле самого края тротуара. Как убедились очевидцы – намертво.
«Старые вещи… Ее забавляли… Интересовали старые вещи, – думал журналист Кротов. Он чувствовал себя где-то на дне странного кошмара, будто бы унаследованного от прадедушки. – Старые вещи… Почему-то мне кажется, она говорила не о шмотках. Не о той ерунде, которую продавала. Иначе она не продавала бы, а покупала… Как эти ее клиенты-собиратели. Но сама Шмульфиха не болела этой болезнью. От которой, по ее словам, ее покупатели «излечились». Излечились, умерев? Искалечившись… Конечно, после случившихся с ними несчастий их уже не интересуют никакие мелочи-погремушки. Их больше ничто не интересует, кроме жизни и смерти… Серьезные вещи. Старые вещи. Что же она имела в виду? Не понимаю».
Он не написал тогда статью. Нечто, с чем он столкнулся на Тишинском рынке, оказалось опаснее и страшнее, чем он ожидал. Чем мог осмыслить, не повредив своему рассудочному мировоззрению.
Тема не по зубам, как говорят профессионалы.
И только спустя долгие годы, сделавшись значительно взрослее и мудрее, Илья Владимирович Кротов наконец догадался, о чем говорила ему старуха Шмульф.
Однажды ему попалось на глаза изречение какого-то древнего мудреца, утверждавшего, что самая старая вещь на земле – это душа человека.
Прочитав эти слова, журналист встрепенулся. Ему мгновенно припомнились черные глаза дьявольской старухи.
«Так она говорила о людских душах!.. Все эти замороченные страстями люди обладали душой. Считается, что душа человеческая бессмертна, переживает не одно рождение и воплощение, старится… Так вот какие старые вещи интересовали ее на барахолке!»
Как живые горели перед ним глаза Шмульфихи. Журналист Кротов почувствовал, что тоже горит, словно в лихорадке. Не ожидая подвоха, случайно, как играющий ребенок, он заглянул в бездну, в темный лик мирового Зла. Зачем? Не стоило этого делать.
Все тайны зла лежат на поверхности – близко к людскому сердцу.
После попытки взять у нее интервью старуха Шмульф исчезла с Тишинки.
А вскоре исчезла и сама Тишинка – блошка-толкучка-барахолка, заповедник азарта, рассадник жадности и вечного человеческого вожделения обладать даровым незаслуженным счастьем.
На смену прежней Тишинке пришли выставочные комплексы – куда более совершенная ловушка для чудаков. Теперь это называется арт-галереей, пассажем, выставкой-продажей…
А товар – то же барахло, каким торговали прежние тишинские дельцы, – на модном жаргоне называется теперь «винтаж». И стоит вдесятеро больше.