– Вот это да! Теперь только бы Шурка выздоровел… Знаете, у меня просто гора с плеч! Если бы не Шурка, пацан… Теперь ясно, что среди наших убийц нет! А то косились же все друг на друга, на меня.
Мысли Олега Владленовича, радостно взметнувшись, налезали одна на другую.
– Нет, но это же надо! Если б только не Шурка – я б считал, что это везение. Какой случай! Ведь все уверены же были, что это легенды. Враки, россказни дурачков!
– А что, про такой кинжал кто-то рассказывал? – осторожно спросил Адашев. – Я, конечно, не специалист, но…
– Ох! – скривился Олег Владленович. – Слушайте. Основной задачей организации «Вервольф» была месть. Нацисты создали ее уже в конце войны, когда поражение публично никто не признавал – партия боролась с паникерами и тщательно прореживала свои ряды, отсеивая «слабовольных». За неверие в победу нациста могли и расстрелять. Но уже каждый чуял всеми фибрами души – от рядового солдата до верхушки Вермахта: дело пахнет керосином!
Именно тогда рейхсфюрер Гиммлер поручил обергруппенфюреру СС Гансу-Адольфу Прютцману сформировать на всех оккупированных территориях боевые отряды «Вервольфа», наделив их особыми полномочиями. И особым, специально для них разработанным снаряжением… В нацистской Германии не жалели средств для победы, во всем и везде был свой смысл, символика и особенности. Вы знаете, например, что у каждой нацистской службы имелась особая униформа и холодное оружие? Даже служба егерей обзавелась красивыми кинжалами, а для офицеров подразделений СД и СС, для элиты, – оружие строго регламентировалось, в соответствии с иерархией…
«Вервольф» означает «волк-оборотень». Лозунг бойца-вервольфа призывал: «Преврати ночь в день, а день в ночь!» Они должны были бить врага даже на завоеванных территориях, уничтожая хитростью, коварно притворяясь своими! Вы только представьте уровень человеконенавистничества Гитлера: убивать после проигрыша в войне. И эту бессмысленную бойню нацисты считали делом чести!
Хитрая немецкая наука изобрела для организации оборотней специальное вооружение. Тоже с символическим смыслом – оно могло верно служить своему владельцу, но в руках недруга оборачивалось против него же. Оно служило тому, кто знал его секрет. Случайных людей оно должно было убивать само.
Говорили, что внутрь кинжала немцы вставляли специальные полые трубки и заливали их ртутью. Не знаю, это надо исследовать… – Пашков приблизился к столу… но, среагировав на предупреждающее мычание Адашева, в руки кинжал не взял.
– Им можно безнаказанно резать и колоть противника с близкого расстояния. Но только не метать. Ни в коем случае! Жидкая ртуть переливается внутри трубок, нож стремительно меняет центр тяжести и – обратите внимание, какое острое лезвие! – подобно бумерангу летит назад – в сторону, противоположную той, куда бросили.
Я так понимаю, Шурка Емельянов – а он пацан шустрый – раскопал в коробке нож… Не знаю, зачем он туда полез, дуралей. От скуки, должно быть. Он и минуты спокойно не посидит! В общем, нашел и не удержался от соблазна. Решил кинуть разочек такой замечательный, взрослый ножик…
– Да, – согласился Адашев, невольно любуясь окровавленным орудием смерти. – Такой красавец. Сам в руки просится…
– Не надо! – вздрогнул Пашков. Он тоже как зачарованный стоял над кинжалом, глядя на волка. Глазки зверя злобно поблескивали.
– Но я обязан это забрать! – возразил Адашев. – И приобщить к делу. Это ж орудие преступления! Иначе как я дело закрою?
– Но ведь…
– Не волнуйтесь, товарищ Пашков! Ножик этот фашистский никуда не денется. Следствие завершим – обратно в музей вернется. Будете исследовать в свое удовольствие.
– Но вы… Это же…
– Да, да. Со всеми предосторожностями! Можете не сомневаться. Как говорится: кто предупрежден, тот вооружен! Я знаю. – И, обернув кинжал пакетом, следователь Адашев сунул «вервольф» в карман. – Ну, я пойду? До свидания, Олег Владленович!
Но больше они с Олегом Пашковым не свиделись.
Шура Емельянов вышел из больницы спустя две недели, с ним все обошлось, по счастью. Только небольшие шрамы остались, которые, как известно, украшают мужчину.