Я обернулся на звуки его слов и бросил на него пронзительный взгляд. Вместо ответа толстяк неловко наклонился, согнув колени и опустив как можно ниже свою широкую ладонь:
– Вылезай оттуда, нам пора возвращаться.
Но я уперто замотал головой, продолжая буравить его глазами. Он замешкался у края выкопанной могилы, словно не зная, что ему следует делать дальше. Его растерянное, несчастное лицо разозлило меня еще больше.
– Теперь ты веришь мне, Барри? Веришь?
– Пожалуйста, Том! – взмолился он. – Поедем обратно…
– Никуда я не пойду, – закричал я в ответ. – Это из-за тебя она ушла! Она бросила меня, когда поняла… когда увидела, что ты мне не поверил.
– Даже если это и так, то это пошло тебе лишь на пользу, – вспылил он вдруг. – Неужели ты всерьез собирался остаток жизни провести в иллюзиях?
– Мне было плевать на то, что это иллюзии, пока я не знал правды. Ты, ты все сломал! Из-за тебя я обречен на вечное одиночество!
– Ты всегда был одинок, Том, – проорал толстяк, потеряв остатки самообладания.
Ледяной порыв утреннего ветра отрезвил меня, охладив расплескавшуюся внутри ярость. Я понял, как глупо, должно быть, мы оба сейчас выглядели со стороны, и насколько странной казалась эта картина. Я одним рывком выбрался из ямы, отвергнув помощь усатого инспектора. Затем я отряхнул штанины брюк от пыли и обернулся к нему, тихо проговорив:
– Зато теперь мы оба одиноки, не так ли? Добро пожаловать в мое царство.
Я отвернулся и пошел прочь, на ходу набрасывая плащ на плечи и вынимая из кармана ключи от автомобиля. Завести мотор мне удалось не сразу – промерзшая машина отказывалась оживать, свирепо фыркая. Лишь спустя несколько минут, когда на заднее сидение забрался Барри, я услыхал долгожданный низкий рев, и развалюха тронулась с места, дребезжа и грозя развалиться на части на каждой выбоине дороги.
– Хочешь, чтобы я признал, что был неправ? – внезапно произнес Барри.
Он сидел, ссутулившись, будто ржавая крыша машины мешала ему разогнуть спину. По его лицу струились прозрачные дорожки из слез, срываясь с обветренных щек вниз, на ворот свитера. Он выглядел совершенно несчастным и разбитым, но мое внимание приковывала лишь серая лента шоссе, виднеющаяся впереди.
– Неужели ты считаешь, что я ни разу не думал об этом, Том? О том, что именно я, возможно, виноват в том, что окончательно загубил твою жизнь, – он судорожно вдохнул спертый воздух. – Лиза ведь тоже так считает, Том. Сперва она винила во всем себя, но потом… Я уже и сам не понимаю, кто и в чем виноват!
Барри спрятал широкое лицо в ладонях, а затем быстро вытер слезы и посмотрел на меня через зеркало заднего вида, явно ожидая моего ответа. Но я не проронил ни звука, пристально разглядывая сереющую дорогу.
– Не желаешь со мной разговаривать? Отлично, Том! Будем считать, что я это заслужил. Теперь я буду в изгнании…
– Да заткнись ты уже, – рявкнул я, и толстяк испуганно притих.
Я заглушил мотор и вышел из машины. Инспектор, уже было начинавший вновь накручивать многострадальный ус на свой палец, передумал и тоже выбрался наружу, не без труда распахнув скрипучую дверцу. Он топтался рядом, глядя себе под ноги и лишь изредка переводя на меня быстрый, мелькающий взгляд.
– Какого черта происходит, Барри?