Дважды два выстрела

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но как же… Ведь это… ведь процессуальное нарушение… это же теперь не улика…

— А вот это уже неважно, красавец ты мой! Не настолько во всяком случае, чтоб из следователей бежать. А вот про постановление попробуй вспомнить — ну не выбросил же ты его, а? Может, все не так плохо? Может, все еще даже и не плохо совсем?

Платье благополучно лежало в хранилище вещдоков. Вид у него, правда, был очень так себе — мятая, практически жеваная, заскорузлая тряпка, какой даже уборщица побрезгует. Кое-где, впрочем. сохранились шелковистые бледно-персиковые островки.

Арина потянула «тряпку» из коробки так осторожно, словно боялась, что платье под ее пальцами рассыплется в труху. Скомканная ткань с тихим шелестом расправилась, демонстрируя бурые засохшие пятна и потеки — ну да, подумала Арина, голова убитой девушки лежала на коленях уцелевшей.

Из складок выскользнул скомканный носовой платок… Ой, нет, не платок!

Глядя на угловатый комок, Арина не знала, смеяться ей или плакать — вот он, потерянный несчастным Андрюшкой документ об изъятии. Мятый, точно его корова жевала, но — все честь по чести, по всей форме, со всеми подписями, включая понятых. Ай да Карасик!

* * *

— Лерыч! — завопила она с порога зверевского кабинета. — Ты можешь следы крови посмотреть?

— Да я-то могу, — он крутанулся в кресле. — Только кровь — это ведь к биологам.

— Ой, я тебя умоляю! Мне же не принадлежность определять, а трасологию. То есть как будто это краска. И, кстати, я даже не знаю, может, там и не только кровь, а, к примеру, пороховые следы или какая-нибудь смазка оружейная и что там еще бывает. Пятна старые.

— Давай объект, — хмыкнул Лерыч, полюбовавшись на Аринины гримасы. — Да не стой ты над душой! — рявкнул он вдруг. — Вон чаем, что ли, займись, а то я помру во цвете лет. Не, ей-богу, у меня в животе уже тромбоны с барабанами наяривают. А ты тут приходишь — быстрее тебе. А до тебя еще десятеро таких же стремительных. Вот и позаботься об усталом эксперте.

— Я сейчас! — Арина, молниеносно включив чайник, уже натягивала куртку. — Пока закипит, как раз до лабаза сбегаю. Тебе чего — сыру, колбаски, сладенького?

— Вот это другое дело! — заулыбался криминалист. — Кефиру не забудь. Иначе я с этой работой и прочей сухомяткой скоро язву наживу. До лабаза! — фыркнул он вдруг. — Твой питерский говор меня иногда прямо умиляет. Да беги уже!

Час спустя, с сожалением отставив опустевшую кефирную бутылку и бережно спрятав в холодильник недоеденные остатки, Зверев погладил себя по животу и сообщил:

— Следов пороха или оружейной смазки я не обнаружил. Что же до пятен крови, там изрядно смазано все. Но! — он поднял палец. — Все да не все. Потеки потеками, полосы полосами, пятна пятнами, но вот брызги все равно можно различить. Сверху, видишь? Вполне характерная картина. Потом посмотришь снимки, там лучше видно, я цвета добавил. Но и тут, живьем, так сказать, вполне разборчиво.

— То есть, — торопливо перебила его Арина, — девушка в этом платье в момент выстрела стояла почти вплотную к жертве?

— Ну да.

— Интересная картинка получается. Шли они метрах в полутора-двух друг за другом. То ли первая остановилась, а вторая ее нагнала, то ли… Вообще уже ничего не понимаю, никто из свидетелей ни о какой остановке не упоминал. А ты говоришь, в момент выстрела они находились рядом.

— А сама-то девушка, ну на которой это платье было, она-то что говорит?

— А сама молчит, как рыба об лед.

— Может, покрывает кого-то?