Слово

Вечером, когда с госархивом было закончено, во двор здания въехала машина секретаря обкома.

– Обстановка на фронте резко изменилась, – сказал он тихо. – Грузить вагон нужно сейчас, немедля. Поторапливайтесь.

Едва он уехал, как по городу ударила немецкая артиллерия. Гудошников распорядился грузить машину документами и вывозить на вокзал. За ночь нужно было сделать несколько рейсов, успеть загрузить вагон, а все, что оставалось здесь, – закопать и замаскировать яму. Пока женщины грузили машину, Никита Евсеич заглянул в помещение госархива, сплошь заставленное ящиками. На ящиках сидели люди: три женщины, четыре старухи с огромными узлами в руках, шесть подростков, человек десять детей от трех до семи лет и молодой парень, рядом с которым стояли два чемодана.

– Это что за люди? – удивился Гудошников, потому что час назад заходил сюда и никого, кроме управляющего Солода и трех женщин-сотрудниц, не видел.

– Это моя семья, – забормотал управляющий. – Вы же позволили взять… Оккупация! Не под немцем же оставаться?

– А ты что здесь торчишь? – Гудошников подошел к парню. – Быстро во двор, грузить ящики!

– Это мой племянник! – вступился Солод. – Он больной, у него паховая грыжка… Гриша, сними брюки, покажи…

Парень начал расстегивать брюки. Присутствующие старухи, женщины и подростки смотрели на Гудошникова выжидательно и с надеждой.

– Я не врач! – отрезал Гудошников, чувствуя внезапный прилив озлобленности. – Живо во двор! Ящики таскать сможет!

– Иди, Гриша, иди, – Солод подтолкнул парня. – Тебе тяжелое нельзя поднимать, но ты иди! Велят – иди…

Парень оставил чемоданы и вышел. Гудошников осмотрел заколоченные ящики.

– Вы рассортировали что вывозить, а что закапывать здесь? – спросил он.

– Да-да, все готово, – пробормотал управляющий, показывая рукой. – Эти на эвакуацию, эти – прятать…

– Ящики уже погрузили, – сказал парень, возвращаясь. – Вас зовут…

Гудошников распорядился выносить упакованные документы во двор и ушел.

Немцы били неприцельно, из дальнобойных орудий, снаряды рвались на улицах, попадали в жилые дома. Город заметно опустел. Сновали изредка военные машины, какие-то люди закладывали окна некоторых зданий мешками с песком, кое-где мелькали гражданские с винтовками и санитары. Гудошников поторапливал шофера: в той стороне, где был вокзал, поднимались черные клубы дыма. Однако пришлось объезжать вкруговую, потому что некоторые улицы оказались заваленными грудами битого кирпича.

У вокзала горел состав с нефтью – и к путям было не подойти. Рвались цистерны, вздымая огненные шары и разбрызгивая горящие струи. Гудошников разыскал коменданта станции среди черных от копоти, бессильных что-либо сделать пожарников. Пока он ковылял к нему по шпалам и битому кирпичу, к коменданту подскочил какой-то майор.

– Почему вы не убрали состав с нефтью? – закричал майор. – Вам было приказано убрать!

– Разбило пути! – оправдывался комендант. – Вывести состав из тупика было невозможно…

– Где вагон для эвакуации архива? – Гудошников протолкался к коменданту. – Мне нужно грузить архив.