— Так чьи же это были следы, Семенова?
— Женя сказал — это барсук!
— А вы сами посмотрели?
— Нет, я же все равно не умею отличать.
— А следовало бы, давно следовало научиться! — Глаза у Маркова стали колючими, зрачки сузились. — И пора знать, что в этих широтах барсук по снегу не шляется, а изволит дремать. Сами ни черта не знаете, — загремел он, — идете на поводу у невежественного авантюриста, потакаете его дурацким затеям!
«Авантюрист» Женька потупился и надул губы.
— Шишечками, видите ли, питается. Просто дико повезло. При других обстоятельствах, уверен, откусил бы вам барсук нос. Охотнички нашлись!
Марков снова закурил и продолжал нотацию, но уже более спокойно:
— Я вам, Надя, уже говорил: геолог, который не знает и не любит живой природы, видит только камни, всегда будет попадать впросак. Да и вообще это ремесленник, а не настоящий исследователь.
— Я же, Федор Андреевич, стараюсь исправить этот мой недостаток, — голос Нади дрожал, — я купила Брема и, когда вернемся, обязательно прочту про всех животных.
— Про обезьян можете не читать, — буркнул Марков, — их здесь не так уж много!
Надя сжалась. В детстве ее дразнили обезьяной. Слезы потекли неудержимо.
Вскочил Вахтанг, грудью пошел на Маркова, закричал:
— Зачем обижаешь, зачем насмехаешься?
Глаза у него стали круглые, как у ястреба.
— Я насмехаюсь? — искренне удивился Марков. — Да ну вас всех! Тьфу, навязались психи на мою голову!
Он круто повернулся, наклонился над картой, всем своим видом показывая, что работает и ничего больше не желает знать.
Вахтанг подошел к Наде, сел рядом, взял ее за руку, что-то сказал, и вдруг еле заметная (сквозь слезы) улыбка на мгновение сделала ее такой красивой!
Размеренно и очень громко стучали ходики. Задумчиво теребил бороду Шелгунов. По-прежнему надув губы, смотрел в пол Женька.
Наконец тишину нарушил Марков.